— Конечно. Я скоро, Клим, — и прежде, чем уйти, она снова наклонилась ко мне и коснулась губ в невинном поцелуе.

— Так вот, — продолжил Федор Николаевич. — Могу сказать одно, Вы родились в рубашке, Клим. Скажите, я, верно определил, Вы сразу потеряли зрение?

— Да, была жуткая темнота.

— Обычно такой симптом наблюдается при отслоении сетчатки, но в Вашем случае Вы ощутили и резкую боль, которая возникает при закрытоугольной глаукоме. Если честно, не знаю, что Вам помогло, любовь и вера вашей невесты или какое-то чудо, но мы вас спасли, а могло быть иначе.

— А Люба и есть чудо, — негромко произнес я, и добавил. — Невероятно, как все быстро произошло.

— Да уж. Болезнь не спрашивает.

— Спасибо Вам, доктор.

— Невесту благодарите, которая места себе не находила все это время. И позаботьтесь о ней, а то совсем никого не слушает, не ест ничего, худющая, мрак.

Я нахмурился, насколько это позволяла повязка, и пообещал себе проследить за Любой, ведь доводить ее до нервного истощения не собирался. А еще меня порадовал тот факт, что я ей не безразличен, ведь иначе стала бы она сидеть около меня сутками?

— Давайте приступим к перевязке.

Когда доктор снял повязку, перед глазами предстала яркая пелена, говорившая о том, что я иду на поправку. Да, я еще не видел, но картинки были размытые, а в то утро вокруг меня словно ночь была, достаточно пугающая, сейчас же все наоборот.

Когда Федор Николаевич сделал все процедуры и ушел, я задумался о Любе. Она волновалась за меня, значит, я ей не безразличен, и есть шанс на наше общее будущее. Нужно скорее выздоравливать и завоевывать девушку, пока ни один гад не посмел прибрать к своим ручищам мою волшебницу. Да, она, точно, нереальная волшебница, подаренная мне судьбой.

Услышал, как снова открылась и закрылась дверь, и тихие осторожные шаги по полу.

— Уснул мой дорогой, — шепотом, едва слышно предположила Люба и ахнула, услышав мой ответ.

— Нет, жду свою невесту.

— Клим, я это сказала…

— Я знаю, малышка, не нужно оправдываться. Иди ко мне, — попросил я, похлопав около себя по кровати. Она присела, а я приблизил ее маленькую ручку к своим губам, целуя каждый пальчик по очереди. — Спасибо тебе.

— А мне-то за что?

— За то, что рядом, за то, что не бросила в трудный момент.

— Что за глупости, как я могла?

— Ты замечательная, любимая моя.

— Клим, я хотела тебе кое-что сказать, — как-то совсем неуверенно начала она.

— Говори.

— Я очень много думала, пока ты… Пока тебе делали операцию, и ты был без сознания, в общем, я подумала, почему бы и нет. Только прошу, не дави на меня, я и так виню себя, еще даже года не прошло…

— Любаш, ты хочешь сказать, что…

— Да, только жить мы будем отдельно.

— Ты уверена?

— Я не хочу спешить с близостью.

— Ты уверена, что хочешь попробовать построить со мной отношения? — уточнил я.

— Да.

Я крепко обнял ее, не в силах передать эмоции, которые бушевали сейчас внутри меня. И как жаль, что в такой прекрасный момент я не смог увидеть глаза любимой. Так мы пролежали несколько минут, а потом я, опомнившись, вдруг произнес:

— Люба, поднимись, пожалуйста, и задери кофту.

— Что? — выдохнула она, и я понял, что сказал что-то не то.

— Просто кофту. Я хочу понять, насколько ты похудела.

— С чего ты взял, что я похудела?

— Доктор сказал, что ты ничего не ешь.

— Клим.

— Давай-давай, я жду. На правах твоего мужчины, требую!

— Бред, — фыркнула она, но с кровати поднялась. — Трогай, но кофта останется на своем месте.

Я спорить не стал, а, аккуратно приподнявшись, руками нащупал тело любимой и ощутил, как она вздрогнула, едва почувствовав мои касания.

Ладони легли по бокам на бедра, и я медленно начал продвигаться к осиной талии малышки. Ее животик быстро втянулся, я же сделал вид, что не заметил этого, и осторожно продолжил свой путь вверх.

— Одни ребра…

— Не одни.

— Ах да, прости, еще кожа есть, — после этих слов прижал Любу к себе, носом уткнувшись в любимый животик. — Обещай, что не будешь к себе так относиться.

— Обещаю, хотя я ничего такого не сделала.

— Вот именно, ничего, даже не ела, не говоря о сне. В общем, теперь я буду заботиться о тебе, дай только из больницы выйти.

— Глупенький, точно, глупенький, — да, подумал я, и только твой.

Все две недели, что я провел в больнице, Люба находилась рядом, даже ночью. Мне порой приходилось ее просто гнать домой, чтобы она могла нормально поесть и выспаться, но малышка совсем не слушалась. Аргументировала тем, что ей намного спокойнее, когда она видит, что со мной все в порядке. Меня же не могла не радовать ее забота. Так же в больницу постоянно приезжала Ника с Колей, вот от них я как раз таки получил нагоняй, что совершенно не слежу за своим здоровьем. Но и здесь меня защитила от злых нападок «извергов» родственников Люба, запретив им меня ругать. Настоящий клад, а не девушка.

А сегодня утром, во время очередного осмотра Федора Николаевича, мы убедились, что зрение практически вернулось, так что доктор с чистой совестью отпустил меня домой, что придавало только радости. Наконец-то любимая отдохнет.

— Клим, мне пора, — вывел из раздумий голос девушки.

— В смысле? — я обернулся, радуясь, что наконец-то могу видеть любимую, причем, уже совсем не щуря глаза.

— Мы договаривались, что я буду жить отдельно. Ты уже поправился и сможешь сам приезжать ко мне, и мы будем ходить на свидания…

— Да, но… Ой, ой, ой, что-то у меня голова закружилась, — резко произнес я, хватаясь за голову и мимолетно поглядывая на Любу.

— Клим, не смешно, между прочим, что ты смотришь на меня. Я же переживаю.

— Ну вот, — я встал ровно, понимая, что уловка моя не удалась. — Зачем тебе портить нервы, если ты можешь отлично спать здесь, в своей комнате.

— Просто я хотела, чтобы все было, как у людей…

— А как у людей, Любаш?

— Чтобы цветы, свидания, первый поцелуй.

— Первый секс.

— Клим!

— Это была шутка.

— Хочу, чтобы провел до двери, а я разрешила себя поцеловать, — она затихла, опустив голову, и произнесла еле слышно, — В щечку. А потом… А потом — ждать твое смс со словами «Спокойной ночи».

— Малышка, я могу все это сделать и здесь, в нашем доме. Все, и даже больше.