Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне, кажется, мама потом поняла это. Не сразу, но поняла.
Я читала байку про Сильвестра Сталлоне, который жил очень бедно, когда еще не был известным актером. Так бедно, что иногда продавал в ломбард драгоценности своей жены, а однажды вынужден был даже продать… свою собаку, своего четвероногого друга. За 15 баксов.
А потом случился «Рокки», и успех, и первый гонорар – 15 000 долларов. Именно за столько Сильвестр выкупил потом свою собаку обратно.
Я не знаю, правда ли это, но эта история об исправленных ошибках мне нравится.
НИКОГДА НЕ ПОЗДНО ИСПРАВИТЬ ТО, ЧТО ЕЩЕ МОЖНО ИСПРАВИТЬ.
А бывают такие ошибки, которые можно понять, а исправить уже нельзя.
Можно просто простить себя. Принять реальность, в которой эта ошибка намертво впечатана в янтарь вашего прошлого. Разрешить себе ошибаться. Полюбить этот янтарь с застывшим прозрением внутри. Осознать, что быть живой равно быть неидеальной. И сладко расплакаться от микса жалости, любви и несправедливости в детском паровозике, который давно заржавел и уже никуда не едет…
* * *
Книга «Апельсинки» – сборник рассказов, смешных и грустных, о взрослении без родителей и о долгой дороге к прощению.
Ира вышла из супермаркета со стойким ощущением: что-то забыла. Точно забыла! Уже подходила к дому, когда поняла: «Масло! Сливочное масло!»
Возвращаться не хотелось. Сумки в руках тяжелые, толкучка в супермаркете изматывает, очереди опять же.
Около дома доживал свои дни магазинчик шаговой доступности.
«Там и куплю», – решила Ира.
Она зашла в магазинчик, отыскала на прилавке масло в прозрачной масленке, без опознавательных знаков. Масло стоило многократно дороже, чем в супермаркете.
– Это какое-то особенное масло? – спросила Ира.
– Да, шикарное просто, фермерское, сейчас дам попробовать, – улыбнулась знакомая продавщица и щедро намазала Ире бутерброд с маслом.
Ира не хотела есть, но укусив кусочек, пришла в восторг. Невозможно словами описать этот вкус – яркий, насыщенный, сливочный!
Ира доела бутерброд с громадным удовольствием. Не масло, а самостоятельное блюдо!
Ира купила брусочек весом 400 граммов, на большее не хватило денег. Домой шла в приподнятом настроении – будто клад обнаружила. Даже усталость прошла, захотелось немедленно побаловать Влада чем-то вкусненьким.
Ира вошла в квартиру, в прихожей крикнула:
– Я дома!
Вокруг было как-то подозрительно тихо.
– Влад? – Ира заглянула в комнату.
Влад сидел на диване, вытянувшись по струнке. Рядом с ним стояли два его чемодана.
У Иры сжалось сердце в тисках плохих предчувствий.
– Что случилось? – спросила Ира.
– Сядь, пожалуйста, – сказал Влад.
– Уезжаешь? – занервничала Ира. – В командировку или от меня?
– Сядь.
– К Ларисе той?
– Сядь.
– Перестань мне приказывать. – Ира подошла к шкафу и рванула на себя дверцы. Пусто.
Значит, все вещи – в чемоданах. В командировку берут обычно самое необходимое. А вот так сметают все с полок, когда уходят навсегда.
Ира стояла лицом к шкафу, спиной к Владу.
– Я больше не могу, – пояснил Влад.
Ира молчала. Влад решил конкретизировать:
– Я больше не могу так.
Ира молчала.
– Вот Лидочка говорит…
– Мне про Лидочку неинтересно, – оборвала его Ира.
Лидочка – это сестра Влада. Одинокая многодетная мать, которая нарожала Владу племянников. А Ира – нет.
Не получилось нарожать.
Может, и хорошо, что не получилось – сейчас было бы еще страшнее.
А может, и плохо: нарожала бы – Влад бы не ушел.
Хотя, говорят, что уходят не от детей, а от женщины. С детьми или без, Ира – это Ира. А Лариса – это Лариса.
Лариса – это бывшая жена начальника у Влада на работе. Она работала в их компании, и о ней Влад всегда рассказывал с придыханием. Она всегда с мужем, во всех его начинаниях, куда он – туда и она.
– Она даже готовить не умеет, – с восторгом рассказывал Влад, будто что-то не уметь – это бонус.
Ира готовила прекрасно, часто баловала мужа сложными блюдами. Но Влад всегда ел рассеянно.
– Вкусно? – спрашивала Ира.
– Вкусно, – соглашался Влад.
Без вопроса с ее стороны он никогда не хвалил ее блюд. Будто ему было все равно: лазанья или бутерброд.
А потом начальник развелся со своей женой. Лариса продолжала работать в компании, но уже в статусе свободной женщины.
И Влад вдруг стал наряжаться, носить костюмы, менять галстуки, а однажды они целое воскресенье потратили на выбор клубного пиджака со вставками на локтях… Влад на глазах становился модником.
– Ты от меня уходишь? Или к кому-то? – спросила Ира, будто это имело значение.
– Я детей хочу, – ответил Влад.
Ясно. От нее уходит.
Ира боролась за возможность родить ребенка семь лет.
Однажды они с Владом на отдыхе взяли напрокат велосипеды и поехали по набережной. Уехали далеко, и там, далеко, на горе, у Иры сломался ее велик. Цепь сорвало, и что-то еще с колесом.
Влад пытался починить, у него не получалось, он нервничал, психовал.
В итоге они постучали в чужой дом, и велосипед Ире чинил какой-то чужой человек. А Влад все это время нервничал, смотрел на часы, бурчал, что время аренды выходит и как бы с них не взяли штраф за опоздание.
Ире было тоскливо от того, что ее проблему решает чужой человек, а ее человек – только наводит панику. Наверное, уже тогда можно было понять, что это – не ее человек…
Ира семь лет боролась. С собственным организмом, в котором в программе деторождения сорвало генетическую «цепь» и что-то еще.
И пока она с врачами мучительно чинила организм, пила гормоны, колола препараты, решала проблему, «ее человек» нервничал, что время идет, а детей все нет.
ОН НЕ ДЕРЖАЛ ЕЕ ЗА РУКИ, НЕ СПАСАЛ, КОГДА ОНА ОТ ГОРМОНОВ ТО ВПАДАЛА В СОНЛИВОСТЬ, ТО В ПЛАКСИВОСТЬ, НЕ УТЕШАЛ, КОГДА ОНА НАДЕЯЛАСЬ НА СЧАСТЬЕ, А ТЕСТ ПОКАЗЫВАЛ ОДНУ ПОЛОСКУ. ВЛАД БУДТО ПРОСТО СМОТРЕЛ НА ЧАСЫ И УТОЧНЯЛ: «НУ СКОРО ТАМ?»