Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах ты клевака!
– Клевака, Клевака! – обрадовалась Катя.
В общем, имя «Клевака» мгновенно вошло в обиход.
Мы выпускали Клеваку летать по комнате в надежде, что он будет садиться нам на плечи, но Клевака был интроверт. Он садился на шкаф, карниз и на кровать, а на людей – не хотел.
Через неделю мы с детьми уехали в отпуск. Дома остался муж. Кошка и Клевака тоже остались дома. Муж тут же подружился с попугаем. Выяснилось, что Клевака – меломан.
Просто у нас дома – дети, и самая частая подборка песенок – это «Антошка-Антошка» и «Во поле березка стояла».
Катюха наша обожает танцевать, она исполнила Клеваке свои лучшие танцы, но он и хохолком не повел. А когда мы уехали и муж радостно включил на всю квартиру свое коронное «тынц-тынц», Клевака ожил, обрадовался, стал подпевать.
Через неделю муж прислал фотку, на которой гордый Клевака сидел у него на плече.
«Заработало!» – написал довольный муж, который обрел друга.
Спустя несколько дней муж поехал на дачу и там, разбирая антресоли, получил нехилый удар в глаз плохо закрепленным снегокатом. На самом деле не смешно – ему просто повезло, что удар пришелся не в сам глаз, а рядом, потому что иначе…
В общем, звезды из глаз были, крики-стоны тоже были.
На ближайшем созвоне с дачи мой муж с синющим фингалом под правым заплывшим глазом рассказывал мне, как все случилось, тараща единственное оставшееся левое око.
Я, увидев фонарь, решила, что муж подрался с председателем нашего садоводства, а в свете недооформленных кадастров это было совсем некстати. Но его история была интересная, страшная, зато с хеппи-эндом – фингал пройдет, и глаз – целехонек.
– Классно, что в сам глаз не попало! – выдохнула я.
– Да, – согласился муж. – Мне очень повезло, буквально сантиметр – и попугай на плече был бы для меня как нельзя кстати…
Я как давай хохотать! Долго решали потом, что ему больше бы пошло: деревянная нога или рука-крюк…
Пока фингал не прошел, вместо «Доброе утро» я писала своему пирату: «Пиастррры! Пиастррры!», а вместо «Спокойной ночи»: «Йо-хо-хо и бутылка рома».
Самое смешное, что мужу нужно было в скором врмени ехать в командировку в Питер. Так он и над этим пошутил: мол, перед поездкой в «Бандитский Петербург» заранее самоофингалился.
А попугай у нас классный.
Смешной, нарядный и беспроблемный.
Муж у нас только проблемный, а попугай – нет.
ПИРАТ
Папа повел сына на елку. Сын в костюме пиратика: шапка, повязка на глаз, серьга в ухе, попугай на плече. Троллим зайчиков и снежинок, короче.
Я работаю на корпоративе. В музыкальной паузе пишу мужу: «Ну как вы?»
Муж присылает в ответ фотку зевающего пиратика и подпись: «Тут концерт пока: балалайки, скрипки, гусли. Деда Мороза нет. Как знал, надел сыну повязку на глаз: для этого концерта одного глаза достаточно».
Заказчик толст и усат. И ест. Все время переговоров ест. Мечет прям в себя все, что съедобно. Такой шредер для продуктов.
Одет с претензией на элегантность.
Из кармашка – платочек.
Галстук – блестит.
Воротничок стоит.
Жилет – с хлястиком.
Я так и зову его мысленно – Хлястик.
Речь его замусорена матом. Бывает, что мат – как специя, делает речь пряной и вкусной. А бывает мат – мусор, с душком невоспитанности, просто портит блюдо.
Ну да ладно. Клиент всегда прав. Включаю подобострастие, учтиво слушаю.
У Хлястика родилась идея – он захотел накрыть новогодние столы в красивом дворцовом интерьере.
– Вот здесь. – Он широко разводит руки в бальной зале московского особняка. – Сможете?
Да легко. Хозяин-барин. Звоню в кейтеринг (выездной ресторан). Приедут, накроют, накормят-напоят-везде поцелуют.
– Все должно быть на высшем уровне! – предупреждает Хлястик.
– Будет много ВИП-гостей, – пугает Хлястик.
– Нужны пафос и гламур, – объясняет Хлястик.
Наверное, я похожа на свинью, которая не в состоянии поднять голову от желудей, но я поняла все с первого раза.
Бохема! Хламур! Будет сделано!
Спустя час направляю заказчику вариант меню от кейтеринга.
Тут же вижу на дисплее телефона его номер, надеваю улыбку и впрыскиваю вежливость в свой и без того елейный говор:
– Да, Матвей Ильич…
– Вы че, издеваетесь? – орет Хлястик так, что его и без телефона слышно, хоть мы и в разных концах Москвы. – Это меню на каком, бл… языке?
– Не поняла. – Я в смятении, вспоминаю, что там может быть не так, в этом меню. Я ж его видела! Я его читала…
– Что такое «шодео»? Что? Чертово «дофинуа», что это, б…? А вот еще, погоди, «парфэ-э-э»?
– Вы же сами просили высокую кухню…
– Мильфе, мать его? Что это?
– Матвей Ильич, ну это же не «Макдоналдс», и не наггетсы, конечно…
– Террин, с…ка, что это?
– Это…
– Главлакс, бл…!
– Матвей Ильич, это все реальные названия закусок…
– С-с-с…ка, грессини!
На меня нападает хохот.
– Что? Что все это за хрень? А вот еще «шофруа». Шофруа, бл..! Что это?
– Я сейчас все переделаю, – говорю я и кладу трубку.
Я сажусь за комп, открываю меню, выделяю его и нажимаю волшебную кнопочку «делит».
С новой строки пишу: «Хрючево с подливой в порционных корытцах» – и выход в граммах.
Будет тебе, Хлястик, богема…
Будет тебе ва-а-а-на, будет тебе кофэ, будет и какава с чаем[11]…
КОЛЯСКА
Муж распаковывает коробку с новой коляской, а в ней – еще две (в одной – люлька, в другой – прогулочная). Я не замолкаю, суечусь рядом, переживаю, чтоб он распечатал нужную коробку:
– Ты там открываешь не то, что надо! – кудахтаю я.
Муж, закатив глаза:
– Это ты сейчас открываешь не то, что надо!
– Блюда кейтеринга точно будут, как на картинках в меню? – хмуро уточняет заказчик.