обороны наши подразделения неминуемо попали бы в огневой мешок. Тогда как на левом фланге, сразу за высотой, начинался удобный для наступающих пологий склон.

Наши командиры разгадали замысел немцев, но мне от этого было не легче. Мой и без того куцый взвод в самом начале наступления потерял шестерых бойцов. И за "самовольное" участие в атаке я вместо награды чуть не угодил под военный трибунал. Спасибо Сорокину. Капитан честно доложил командиру полка, что заставил меня идти в атаку угрозой. Сафронов, конечно, взбеленился на капитана, но меня простил.

Я стоял возле КП и, размазывая по лицу слезы, слушал, как командир полка "разносил" командира штрафной роты.

– Под суд надо отдать тебя капитан, а не этого сержанта! Сейчас у меня нет на это времени, но я тебя предупреждаю: еще одно такое самовольство и я сделаю с тобой то, чем ты грозил этому юнцу! Пристрелю тебя лично!.. Стрелков, не умеющих толком стрелять у меня много, а саперов – кот наплакал… Без них в наступление не пойдешь! А ты знаешь, сколько нужно времени, чтобы подготовить опытного сапера?!

Так моя молодость и последовавшее за этим боем наступление спасли меня от позора. Но я еще долго корил себя за то, что из-за моей робости погибли мои товарищи. Только потом, когда побывал в более сложных передрягах, пришло осознание: на войне бывает всякое и распускать нюни по каждому поводу не резон. На войне каждую секунду нужно воевать!

*

Через несколько дней в селение зашло подразделение внутренних войск. Они прибыли, чтобы произвести так называемую "зачистку" с целью поиска боевиков, участвовавших в боях против федеральных войск. В селении таковых обнаружено не было. В природе торжествовала весна. Горы покрылись зеленкой, и все, у кого рыльце было в пушку, убрались подальше от аула в горы.

Когда солдаты пришли к дому Ахмеда, старики предъявили командиру группы раненого сержанта. Димка вышел из комнаты радостный (наконец-то!), но солдаты встретили его холодно. Мало того, командир группы вызвал по рации командира подразделения:

– Товарищ майор, мы тут дезертира поймали!..

Димка обиделся, за то, что его обозвали дезертиром. Его радость угасла, и он буркнул Петру Григорьевичу.

–Зря вы меня спасали. Эти сделают из меня преступника, сдадут в прокуратуру и орден получат!

Петр Григорьевич успокоил его.

– Не паникуй. Сейчас придет офицер, все расскажем ему, как было.

Когда в дом прибыл майор, Димка подробно рассказал ему о бое, о том, как старики вынесли его с перевала и лечили. Хмурый майор (не удалось поймать ни одного боевика) выслушал сержанта, буркнул: "разберемся" – и приказал надеть на Димку наручники.

Петр Григорьевич попытался вступиться за своего подопечного.

– Товарищ майор, этот парень герой! Мы подобрали его среди убитых. Я свидетель того, что вся застава погибла, но не сдалась.

Майор смерил Петра Григорьевича нехорошим взглядом и отрезал

– Нам в свидетели чеченские прихвостни не нужны! Сами разберемся!

– Да… – печально произнес Петр Григорьевич, – все меняется, только офицеры внутренних войск все те же!

– Что ты имеешь ввиду, старик?

– А то… Видно общение с бандитами сбивает вам мозги. Вас поставили защищать свой народ, а вы в каждом честном человеке видите преступника.

– Ты я вижу сильно грамотный. Лучше сиди тут в работниках у чеченцев и помалкивай. А то прихвачу, как сообщника.

– Не хами, майор, я фронтовик! Не таких хамов видел! Если потребуется, поеду к вашему командующему, чтобы защитить этого паренька!..

– Я сказал, замолкни, дед! – перешел на крик майор. – А то пристрелю, на хрен, как чеченского пособника!

Димку вывели под охраной. В пункте дислокации части внутренних войск его поместили в лазарет при гауптвахте, где он пробыл несколько дней, в течение которых его не столько лечили, сколько допрашивали. В его часть сделали запрос и неизвестно, сколько бы его еще мурыжили, если бы об этом разбирательстве не стало известно генералу Красину. Личное вмешательство начальника инженерных войск округа сняло все вопросы.

Димку отправили долечиваться в госпиталь, после чего он, наконец, прибыл в родную часть. Там его встретили как героя, вручили полученный за операцию под Грозным орден и торжественно уволили в запас.

Еще в госпитале он написал (чтоб не волновались) письма родителям и Маринке. Чтобы показать, что жив-здоров, вложил в письма свои фотографии. Именно благодаря фотографиям его письма не дошли. Где-то по пути следования письма вскрыли и, убедившись, что в них нет денег, попросту выбросили. Случаи, когда солдаты пытались пересылать в письмах родителям "денежку", были нередки. И "чистка" писем, так же как и прямой рэкет по отношению к уволенным дембелям, процветали. Особенно усердствовали в этом плане на блокпостах.

Вот так и получилось, что долгие четыре месяца о Димке ничего не знали ни родители, ни любимая девушка.

*

После возвращения Димки последующие два дня прошли в суете и встречах с друзьями. В разгар лета одноклассников и знакомых понаехало много. Кто-то вернулся из армии, кто-то приехал на каникулы. Нашлись и такие, кто вообще никуда из села не уезжал. Всех нужно было повидать, со всеми встретиться.

На третий день сговорились сходить с самого утра на сельское кладбище. Компания молодежи подобралась приличная. Почти у каждого здесь были похоронены родственники. Появились и новые могилки тех, с кем они еще совсем недавно вместе учились. Обошли и помянули всех. Дольше всего задержались у двух свежих могил.

Их одноклассник, весельчак и балагур Митька Оглоблин закончил свой жизненный путь так, как заканчивают его многие наркоманы. Обкурившись зелья, сел за руль автомобиля своего приятеля и на большой скорости врезался во встречную машину. В результате насмерть разбился сам и погубил еще трех ни в чем не повинных людей.

Его смерть была трагичной, глупой и принесла людям вред и горе. Оплакивать его, кроме родных, было некому. А вот проклятия родственников погибших, наверное, доставали его и на том свете.

Рядом могила Героя России Кости Ясноглазова. На ней установленная на средства, выделенные военкоматом, гранитная плита.

Костя смотрел с фотографии на гранитном памятнике открытым, живым взглядом. Было невозможно представить, что в этом мире его уже нет. Фотограф хорошо поймал кураж русского парня. На фотографии он был таким, как в жизни. Легкая бесшабашная усмешка, залихватски сдвинутый берет, открытый, бесхитростный взгляд. Этот взгляд лучше всякой характеристики подчеркивал: перед вами эмоциональный, иногда импульсивный и не сдержанный, но по большому счету порядочный, без двойного дна человек. Человек, в котором заложен крепкий духовный и материальный потенциал. Жизнь которого, по вине устроителей войн, оборвалась намного раньше, чем спланировала природа.

Таким молодым,