– Вы, случайно, не меня ждете, девушки? – с улыбкой спросил сержант Димкиным голосом. – Если меня, то почему встречаете дембеля без цветов и оркестра?

Девушки на его юмор реагировали по-разному. Света продолжала ловить ртом воздух. А Маринку вдруг оставили силы. Ее лицо побелело, ноги стали ватными. Она сделала шаг вперед, припала к Димке и заплакала. Димка обхватил девушку руками. Она прижала лицо к его груди, ее плечи содрогались, и вперемежку с рыданиями все-таки сумела произнести:

– Ох, Димка…, ох Динозавр, ну никак не можешь ты без сюрпризов. Мы ведь тебя чуть не похоронили…

– Как похоронили?! Я же написал обо всем из госпиталя!..

– Не было никакого письма. Ни мне, ни родителям. Одно только извещение о том, что ты пропал без вести…

*

Несколькими часами позже, когда улеглись все страсти и волнения от встречи, в доме Кузнецовых был накрыт праздничный стол. Искрящейся от счастья Екатерине Никифоровне помогали не менее счастливые Маринка и Света. После того, как собравшиеся выпили за возвращение солдата с войны и изрядно закусили, Димка принялся рассказывать о памятном бое в горах и последовавших за ним злоключениях.

Его слушали, затаив дыхание. Особенно внимательно, не спуская со своего любимого глаз, следили за рассказом мать и (теперь уже никто в этом не сомневался) его невеста. И умудренная жизнью женщина и молодая девушка думали почти об одном и том же. Как много пришлось пережить их парню в двадцать с небольшим лет. Какие испытания выпали на его долю в возрасте, когда многие из его сверстников еще не оторвались от материнской юбки и не видели в жизни ничего страшнее американского боевика по телевизору.

Глава 6

– Очнулся? – над Димкой наклонился седой усатый дед, по виду русский. – С возвращением на белый свет! – Дед улыбнулся, – на, выпей отвара… Ранение у тебя не очень серьезное, просто оглушило взрывом, да потерял много крови. Хорошо, что вовремя тебя подобрали.

– Кто вы? Где я?

– Лежи, лежи. Не беспокойся, ты у друзей. Меня зовут Петр Григорьевич, тебя, судя по военному билету, Дмитрий. Так что будем знакомы.

Димка огляделся. Он лежал на топчане в небольшой комнате. Ее убранство напоминало дома чеченцев, в которых ему удалось побывать. Как бы в подтверждение его оценки, в комнату вошел второй дед, явно чеченец. Вид у него был озабоченный и хмурый, но ненависти во взгляде не просматривалось.

– Ну, что, очухался? – по-русски с типичным акцентом задал он почти такой же вопрос. – Скоро должна подойти дочь. Она врач, осмотрит тебя и будет лечить… Нам с Петром самим тебя не поднять. Он добавил русскому деду несколько слов на чеченском и вышел.

– Это кто, хозяин? – вопросительно кивнул вслед ему Димка, – что он Вам сказал?

– Да, это хозяин дома. Мой фронтовой друг Ахмед Ротаев. Велел тебя предупредить, чтобы ты ничего не болтал лишнего, даже его дочери. Лучше, если вообще будешь молчать.

– А он не сдаст меня боевикам?

– На этот счет не волнуйся. Он человек проверенный. Но ты должен знать: мы с тобой у него на положении работников. Ахмеда боевики не трогают. Его старший сын был влиятельным командиром. Погиб в первую войну. Младший где-то в России. Бизнесмен. Один из тех, кто зарабатывает деньги для Ичкерии. Дочь работала врачом в Грозном. Переехала сюда накануне боев в городе. Так что ты, если хочешь вернуться домой, веди себя смирно. Будем ждать, пока в аул не зайдут русские войска.

– А что это за аул?

– Совсем небольшой аул из нескольких домов, недалеко от того места, где вы вели бой. Селение в стороне от дороги, поэтому войска заглядывают сюда редко. А вот боевики наведываются чаще.

– А как же Вы оказались в работниках у своего фронтового товарища?

– Не так все просто сейчас в Ичкерии. Я остался один и живу у Ахмеда потому, что мне некуда ехать. Но если всем говорить о нашей с Ахмедом дружбе, чеченцы не поймут его. Поэтому мы с ним уговорились поддерживать версию хозяина и работника.

– А как же Вы, русский человек, вообще оказались в этом чеченском ауле?

– Ну, если тебе это интересно, послушай. Я бывший учитель истории. Давно на пенсии…

Петр Григорьевич негромко, хорошо поставленным голосом опытного педагога принялся рассказывать свою биографию. Было видно: он соскучился по собеседникам. У старых учителей, всю жизнь общающихся с аудиторией учеников, возникает своего рода комплекс. Им тяжело переключаться на ритм жизни пенсионера, где редко удается говорить, а больше приходится молчать или слушать. Именно этим объяснил Димка словоохотливость Петра Григорьевича с совсем незнакомым ему человеком.

В голове у Димки шумело. Он был очень слаб. Болели раны, но слушал старика внимательно и главное сумел уловить.

*

Отец Петра Григорьевича был направлен учителем в чеченское селение (название Димка не запомнил) еще задолго до Великой Отечественной войны. Их семья состояла из трех человек. Мать, тоже учительница, и он, сын Петька, которому едва исполнилось десять лет.

Когда началась Великая Отечественная, отца забрали на фронт, но провоевал он всего полгода и в начале сорок второго вернулся домой без руки. Летом сорок второго пришел черед сына. Петр провоевал до конца войны. Судьба была благосклонна к нему. За все время боевых действий он получил только одно легкое ранение.

После войны окончил институт, приехал к отцу с матерью и стал преподавать историю в родной для него школе. Здесь же женился на девушке из казачьей станицы. У них родились сын и дочь. Жили счастливо до середины восьмидесятых годов.

С приходом "перестройки" повалила одна беда за другой. Сначала умерли почти в один год старики. Потом погибла вместе со своим сыном в автокатастрофе дочь. Автобус, на котором они ехали, свалился с обрыва. Жена не могла перенести этого горя. У нее побаливало сердце, и во время одного из приступов она умерла.

С сыном получилось еще хуже. С приходом к власти Горбачева и компании в республике, как и во многих других национальных образованиях, началось хорошо спланированное разжигание национальной розни. Чем это закончилось, теперь известно каждому. Его сын Алексей был на партийной работе. В отличие от наводнивших в то время партию лицемеров-перевертышей он был человеком честным, преданным идее социальной справедливости и дружбы между народами. Его противостояние с местными националистами закончилось тем, что его вместе с семьей сожгли в собственном доме.

Петр Григорьевич остался один. Пропаганда национализма сделала свое дело, разъедая души людей и