тайком урон,

робко урезывать его права,

при этом же (так в клетке кормят льва)

питая власть его, а он

едва ли видел в полусне стихию,

которая смиряет синьорию;

он большего, пожалуй, бы достиг,

но, горделивому противясь бреду,

уже не верил дряхлый мозг в победу,

что выдавал его поблекший лик.

Лютня

Я лютня. Если хочешь, опиши

мое прелестно сводчатое тело,

сказав: как смоква, и оно созрело,

а темнота не без души

моя, как сам ты видеть можешь. Вот

тьма Туллии. Как у нее в срамной

ложбинке; были волосы, как свод

над залом светлым там, где мной

играла, звуки все мои присвоив,

и пела, пела все нежней,

пока, слаба, среди своих покоев,

не догадалась, что таюсь я в ней.

Охотник до приключений

I. «Там, где были ввергнутые в ясность…»

Там, где были ввергнутые в ясность,

примерещившийся вдруг

появлялся и при нем опасность

с блеском угрожающим вокруг,

и вступил он в эту сферу тоже,

подавая веер герцогине,

только что упавший по причине

тайного желания его же,

так что в нише мешкал он оконной,

где виднелись парки далью сонной,

а за карточным столом успех

выпадает воле непреклонной;

выиграл и, взоры всех

привлекая, держит их упорно,

нежность и сомненье лучше зная

в зеркале, где чувство непритворно,

так что ночь без сна очередная

длится, не давая отдохнуть,

будто розы в сумерках прозрачных —

матери его детей внебрачных,

и растить их нужно где-нибудь.

II. «Вместо дней не наступивших воды…»

Вместо дней не наступивших воды

в подземелье хлынули к нему

через угрожающие ходы,

чтобы он ударился о своды,

вечно погруженные во тьму;

и припомнил он свое былое

имя, именам теряя счет

в беге жизней, в сумеречном рое,

ускоряющем полет

в приближеньи жизней со смертями,

и, такими грозными гостями

окруженный, он один

среди жизней, пусть неутоленных,

теплых до сих пор, уже продленных

над скоплением руин,

и хоть он, дрожа, страшился гнева

оживающих картин,

мнилось, любит его королева,

он в ее объятьях властелин.

И в который раз прельщала сложность,

отроческая неосторожность,

отрекающаяся потом

от шагов, суливших лишь надлом,

и всегдашний был таков зачин,

потому что дальше склеп и прах,

но, не чуждый веяньям тревожным,

продолженьем все-таки возможным

тот же воздух снова пах.

Выучка сокола

Государю тайн привычных мало.

В башне, где давно померк закат,

видел канцлер: кесарь тороват

на труды; стремглав перо писало

смелый царственный трактат,

через каллиграфа возвещая,

как ходил ночами кесарь в зале,

тварь, настороженную вначале,

к будущему действу приобщая,

чтобы хищник превозмог испуг,

так что государю недосуг,

или сердце не было готово

вслушиваться в музыку былого,

глубоко глубинный звук

отвергая ради молодого

сокола, чью кровь и чью заботу

забывал он, предвкушая дичь;

и рукоплескали все вельможи,

сам он возносился, с птицей схожий;

сокол же взлетал, как ангел Божий,

чтобы, в небе завершив охоту,

цаплю прямо в воздухе настичь.

Коррида

Памяти Монтеса, 1830

Выбежав, сперва казался мал

и пуглив, но в страхе был задор,

так как своенравен пикадор

с множеством преследующих жал,

бандерилий с лентами, но так

недруг ненавистный беспощаден,

что уже был в ярости громаден

загнанный, чья голова — кулак,

стиснутый не против ли пустот,

нет, с хребта крюками окровавлен,

нагибает он рога, направлен

на того, и перед ним лишь тот,

кто, в глазах затравленного длинный

в золото-сиреневом шелку,

кружит, жалит, словно рой пчелиный,

перед смертоносным начеку,

выпустив его из-под руки,

в быстрых поворотах терпелив,

так что расширяются зрачки

всех вокруг вверяющихся взору,

перед тем, как четко и беззлобно

дело завершив свое подобно

мастеру единственным движеньем;

он блеснет рассчитанным сближеньем,

шпагу мягко в мясо погрузив.

Дон Жуан в детстве

Его смычок бы не переломился

о женщину, хоть, стройный, не достиг

он зрелости, но к женщине стремился,

что выдавал неуловимо лик,

красивым втайне рад и некрасивым,

которых прежде застил ряд картин;

с улыбкой перестал он быть плаксивым,

кто изливался в темноте один.

А чувства неизведанные зрели

и доверять с тех пор себе велят,

и женщины так на него смотрели,

что волновал его и влек их взгляд.

Избранничество Дон Жуана

Ангел молвил: «Вверься мне всецело,

я не на твоей ли стороне?

Так переступай же то и дело

через них, сладчайших, чтобы смело

горечь пить. И знай: ты нужен мне.

Вздумаешь перечить мне случайно,

но смотри не ошибись!

Явно ты мне следуй или тайно

и в который раз влюбись,

объявив любовь девизом,

ибо многих увлечет

это вопреки капризам,

чтобы новым Элоизам

уступать им в свой черед».

Святой Георгий

Не встававшая с колен всю ночь

дева перед бдительным драконом

жалобным звала