Его рот беззвучно открывался, но он был убежден, что говорит. И лишь когда он перестал говорить, появился голос, ему принадлежащий, хриплый и булькающий:

– Ты знаешь кто мы такие?

– Нет, – попытался ответить я, но звук появился позже.

– Мы такие же, как ты! Мы шли по Дороге и искали, – он засмеялся, его голова откинулась назад, рана на горле открылась широко и приветственно. Меня бы вырвало, если бы все это было в обычных цветах, но черно-белое изображение смягчало эффект. Я держался. Да и звуки его голоса пришли позднее, когда голова уже запрокинулась.

После этих слов он развернулся и ушел.

Ему на смену тут же пришла девушка. Она была голой. Ее живот был распорот надвое. Свои кишки она несла в руках. С них постоянно что-то черное капало, может кровь, а может дерьмо.

– Мы все мертвые! – сказала она. Видимо, это так тут шутили, потому что после этих слов она тоже захохотала.

– Что вы празднуете? – почему то спросил я

Она не ответила. Развернулась и ушла.

Ей на смену пришла целая компания из пяти человек. У всех у них, были страшные раны. Один – с оторванной головой, он поставил ее на шею, и постоянно придерживал руками, чтобы она не упала. Голова была именно оторвана. Не отрезана, нет! Оторвана. Второй нес одной рукой свои внутренности в мешке, а второй рукой придерживал лоскутья кожи, свисавшие с разодранной груди и живота. Третий был без обеих рук. Два оставшихся шли друг за другом, и было не понятно, какие у них раны, пока они не повернулись боком. Тот, что сзади шел с затянутой веревкой на шее. Его язык вывалился, а голова посинела. Глаза вывалились из глазниц и висели в районе подбородка каждый на тончайшем нерве. Казалось, нерв в любой момент порвется и глаз покатится по земле. Тем не менее, глаза были живыми, зрачки в них двигались туда-сюда, смотрели на меня. Обеими руками он держал позвоночник того, кто шел впереди него. Когда то позвоночник вырвали из еще живого тела, а потом вставили на место, и теперь было необходимо держать его там, чтобы он не вывалился. Они заговорили все хором, сразу.

– У нас праздник в честь новоприбывшего. В честь тебя!

– Но я еще не умер!

Они не ответили, развернулись и ушли.

Их место занял инвалид на кресле. Его ноги были выдраны. Он держал их сейчас в руках за оголенные бедренные кости, и как лыжными палками отталкивался от земли, чтобы ехать.

– Ты не умер? – он засмеялся. – Открой дверь, живой ты наш! И сразу к нам… Мы тебя ждем!..

…Я проснулся в холодном поту. Сел на Дороге и, как завороженный, смотрел на дверь. Мне было страшно.

Вдруг объявился Голос. Он был зол. Он что-то орал, он проклинал меня, он обзывал меня последними словами… Я мало помню, что он там говорил.

Я встал, посмотрел на небо и сказал:

– Да пошел ты на хер!

Развернулся, и пошел обратно. Сюда. К девушке, которую любил.

С той поры я больше ни разу не слышал Голос. Он потерял ко мне свой интерес…

До вчерашнего дня…

Я вернулся в город. Мари родила от меня ребенка, а сама умерла. Когда я вернулся, ему уже было три года. Бабушка с дедушкой с радостью отдали его мне, им не нужна была обуза. Он был веселый и огненно рыжий, что исключало все сомнения. Я назвал его Леопольд, в честь мультика, который видел последним в том, далеком, моем мире.

После того, как я узнал, что Мари умерла, жить в городе я не захотел. Мне было все чуждо там. Я часто вспоминал ненавистный Советский Союз, Москву… И уже не могу сказать, что был рад переходу сюда. Меня тянуло обратно, домой. Однажды я решил пойти в обратную сторону по Дороге, в надежде, что когда-нибудь увижу окно в свой мир. Я собрал свои не хитрые пожитки и тронулся в путь вместе с сыном. Я сделал на спине подобие рюкзака, куда посадил его. Мы шли. Он весело рассказывал мне что-то. На душе наконец-то было спокойно. Я радовался каждому новому дню, радовался солнцу, ветру, насекомым, животным… Я перенял у сына детскую наивность и впечатлительность. Мне все было в радость, я познавал мир вместе с ним заново…

Но мы прошли не много…

На третий или четвертый день нас застал в пути ураган, а вместе с ним пришли Всееды. Я тогда видел их впервые. Я бежал, уже не по Дороге, а куда глаза глядят, потому что оказалось, что Всееды не боятся Дороги, как все остальные животные. Леопольд плакал. Сначала от ужаса, а потом, когда Всееды стали догонять нас и от боли. Это придавало сил. И я несся вперед. У меня даже мыслей не было, что мы можем погибнуть…

Вдруг ноги пробежали почему-то твердому, гулко зазвучавшему, я подумал, что это какой-то заброшенный колодец, чем-то накрытый сверху. Времени на раздумья не было. Я вернулся чуть назад, нашел дверь в земле, через которую вас сюда привел Леопольд, открыл ее, а потом закрыл за собой…

Ураган прошел и унес с собой Всеедов. Я решил исследовать то, что нашел случайно. Это оказался целый подземный город кем-то давно вырытый, а потом покинутый и забытый. В одной из комнат я нашел динамо-машину, которая работала и давала электричество. В другой комнате я нашел странный прибор, который после подключения к электричеству стал давать белый порошок. Он оказался съедобный, дающий энергию, и как потом оказалось, долголетие, излечивающий любые раны. Я оборудовал несколько комнат под свое проживание. Здесь было все необходимое: еда, вода, действующий туалет, вечный двигатель, дающий электричество, такие же вечные лампы, дающие свет…

Поднявшись на поверхность сразу после урагана, я был поражен. Я узнал эту местность. Именно здесь я когда-то давно остановился, впервые осознав, что не могу и не хочу двигать дальше.

Мы прожили здесь, под землей, очень долго, но потом поняли, что жить нужно на поверхности. Я построил Таверну. Мы спрятали дверь, ведущую под землю. Вырыли колодец для воды и стали жить на поверхности. Сажали фасоль и кукурузу. Изредка по Дороге шли странники, иногда Ищущие, к нам стали захаживать охотники из города. У нас появилось немного денег. Ищущие всегда были щедры и оставляли такие чаевые, что мы после них чувствовали себя богачами. Так мы и жили здесь, из года в год, из века в век…

Вы даже не догадываетесь, сколько мне лет.