вряд ли поможет против этого чудища с синим лицом такое хлипкое оружие!

Он опустился на колени, подцепил пилочкой вторую от стены паркетину, вытащил ее. Под полом обнаружилась темная пустота, на дне которой смутно желтел конверт.

Тот самый конверт, за обладание которым сильные и страшные люди рвали друг другу глотки, как бойцовые собаки.

– Вот он! – Василий сунул руку в тайник, вытащил конверт и протянул его покойнику. – Ну что, теперь ты доволен?

Против воли в его голосе прозвучало раздражение.

Сергею хорошо – он уже мертв, а значит, может никого и ничего не бояться…

Да право – мертв ли? Ведь машину нашли, но она была пуста…

Василий снова взглянул на своего страшного гостя.

Эта мертвенно-зеленоватая кожа в страшных отметинах… этот замогильный голос… все это было какое-то ненатуральное, как реквизит для фильма ужасов с умеренным бюджетом.

Как он мог поверить в такую инсценировку?

Василий не успел додумать эту мысль до конца.

Подозрительный покойник резко выбросил вперед правую руку, высыпав на паркет перед Василием горстку странного серебристого порошка. Комната тут же наполнилась густым зеленоватым туманом, сквозь который мерцали яркие искры. Василий закашлялся, закрыл руками мгновенно заслезившиеся глаза. У него слегка закружилась голова, показалось, что он вовсе не здесь, не в этой квартире, больше того – он не взрослый, серьезный и, чего уж греха таить, довольно скверный человек, а маленький ребенок, которого родители первый раз привели в цирк, где все такое яркое, удивительное – канатоходцы, летающие гимнасты в блестящей облегающей одежде, клоуны в огромных башмаках, лошади, танцующие вальс, а самое главное – фокусник, у которого из шляпы выскакивают кролики и собачки…

Василий встряхнул головой и пришел в себя.

Зеленоватый туман рассеялся, после него остался только странный, волнующий запах.

И вместе с этим туманом исчез страшный гость с мертвенно-бледным, изъеденным рыбами лицом.

Василий обежал всю квартиру – его нигде не было.

Он застыл на месте, пытаясь собраться с мыслями.

Может быть, посещение утопленника ему только померещилось? Может быть, у него от волнений, страхов и усталости начались галлюцинации?

Эта мысль была очень неприятной – но все же не такой ужасной, как правда.

Потому что правда заключалась в том, что желтый конверт пропал вместе с загадочным гостем.

Василий опустился на колени, пошарил в тайнике и безнадежно застонал.

Вот теперь он действительно оказался в совершенно безвыходном положении. Оказался между молотом и наковальней – между Иваном и Кондратом. Он и сам не знал, кого из них боится больше.

Тем временем в нескольких кварталах от квартиры Василия Романовича Окуня в припаркованной возле обочины машине разговаривали два человека.

Если бы Василий Окунь мог их увидеть, у него, наверное, на многое открылись бы глаза.

В одном из этих людей – мужчине лет сорока с приятной, но незапоминающейся наружностью, – он, возможно, узнал бы капитана Несгибайло, который совсем недавно нанес ему визит, заставив расписаться на целой груде документов.

Хотя, скорее всего, Окунь не узнал бы симпатичного капитана, потому что, как уже было сказано, внешность у того была удивительно незапоминающаяся.

Зато второго мужчину он не смог бы не узнать по мертвенному зеленоватому лицу, покрытому следами рыбьих укусов.

Правда, это лицо буквально на глазах волшебным образом преображалось, потому что его обладатель снимал грим ватным тампоном со специальным растворителем. Превращаясь в нормального и совершенно живого человека, бывший утопленник, а ныне Анатолий Зевако говорил своему спутнику:

– Нет, ты представляешь, Леня, какой подонок? Мало того, что друга своего утопил, так он и меня хотел на тот свет отправить! Это просто везение мое удивительное, что я жив остался! Оба раза буквально чудо меня спасло!

– А Маргариту, выходит, все-таки не он порешил, – задумчиво проговорил Маркиз.

– Забери ты у меня этот конверт! – Зевако бросил на сиденье машины желтый прямоугольник. – Мне его в руках-то держать страшно! Это сколько же на нем крови…

– Ты им не бросайся! – Леня поднял конверт. – В нем такие важные бумаги! Если, конечно, я не ошибаюсь…

Он достал из бардачка складной швейцарский нож с несколькими лезвиями и виртуозно вскрыл драгоценный конверт, не повредив бумажный клапан.

У него на коленях оказалось несколько сшитых и скрепленных солидными печатями листов.

Заголовок документа гласил, что он представляет собой решение государственной оценочной комиссии по определению целевого использования части территории Шуваловского парка.

Леня пропустил многословное вступление, где излагались причины создания высокой комиссии и перечислялись солидные государственные структуры, представители которых в эту комиссию были включены. Дальше шел большой пассаж, в котором говорилось, что комиссия рассмотрела в порядке закрытого тендера анонимные предложения нескольких претендентов на указанную территорию, что комиссия учла и сравнила потенциальную выгоду для города всех этих предложений, а также другие аспекты. При этом учитывались как преимущества проектов для городского бюджета, так и вопросы экологии, а также сохранности памятников истории и культуры, расположенных на территории упомянутого парка.

После всех этих длинных и внушительных рассуждений следовал завершающий пассаж, ради которого и создавался многостраничный документ.

Отдельным абзацем многословно и витиевато сообщалось, что по результатам закрытого тендера, учитывая как экономические, так и экологические аспекты, территория части Шуваловского парка предоставляется в пользование участнику конкурса за номером три, которому предоставляется право вписать в данный документ подлинное наименование своей фирмы.

За этим абзацем следовала пустая, подчеркнутая красным строка, куда, судя по всему, нужно было вписать юридическое название фирмы-победительницы.

Маркиз вспомнил разговор с Рудиком в крокодильем ресторане, вспомнил упомянутую им организацию, пытавшуюся сохранить Шуваловский парк в неприкосновенности, достал из внутреннего кармана пиджака ручку (не шариковую, а перьевую, с золотым пером, которую он держал для особо торжественных случаев), аккуратно разложил документ на крышке своего чемоданчика и красивым почерком, с нажимом и завитушками, вписал на свободное место:

ООО «Дриада».

– Это еще что за дриада такая? – спросил Анатолий, заглядывая через его плечо.

Леня не сразу ответил, и Анатолий заволновался:

– Все-таки я жизнью рисковал из-за этой бумаги! В утопленника, можно сказать, превратился, так что имею полное право знать, на кого я работал!

– Ты, Толя, работал на многие поколения питерских мальчишек и девчонок, которые будут слушать соловьев в Шуваловском парке, любоваться зарослями цветущей черемухи и белыми ночами целоваться на его скамейках… я понимаю, что это звучит слишком высокопарно и не всегда получается, как задумано, но мне хотелось бы верить, что именно так и будет.

Леня не любил выражаться чересчур красиво, ему это казалось фальшивым, и он закончил более простыми словами:

– Но самое главное, что мы подложили очень крупную свинью нескольким законченным гадам. В том числе твоему знакомому Василию Окуню.

– Ну, на это я согласен! – обрадовался Анатолий. – К этому подонку у меня много чего накопилось!

– Вот и ладушки, – проговорил Маркиз, разглядывая последнюю страницу документа. Там стояли подписи нескольких участников комиссии, а также ее председателя.

Возглавлял высокую комиссию председатель комитета по землепользованию городского правительства Виктор Михайлович Анциферов.

– Анциферов… – задумчиво проговорил Маркиз, вглядываясь в размашистую подпись чиновника. – Где-то я эту фамилию уже встречал… причем не в хронике официальных городских событий…

– Поехали домой! – взмолился Анатолий. – Я ведь, между прочим, как вылез из ванны, так и хожу до сих пор в мокрой одежде. А на улице все же не лето…

– Извини, – Маркиз выжал сцепление. – Но где же я встречал эту фамилию? Рудик, что ли, о нем говорил? Ладно, отвезу тебя домой, а сам – в музей Панаева. Надо медведя пощупать, что-то там Упертый спрятал… Ох, ты черт, там закрыто уже! Ну тогда завтра!

По дороге Леня заехал в Государственную регистрационную палату и сдал туда желтый конверт с документами. Надменная девица в окошечке поглядела на него с подозрением, но Леня посчитал, что это ее обычное состояние. Аккуратно убрав в бумажник расписку, он сделал девице ручкой и ушел.

В холле музея-квартиры прогрессивного писателя Панаева было по обыкновению тихо и пустынно, как в магазине зонтиков, открытом посреди Сахары. Экскурсовод Анна Семеновна Сырникова вполголоса обсуждала с гардеробщицей рецепт приготовления ленивых вареников.