было до меня никакого дела! Так что да, дружок, приоритеты я расставлять научился! А свой юношеский максимализм — засунь в задницу! Понял?»

«Допустим, сейчас ты можешь мне указывать. А что будешь делать, когда вернешься в свой двадцать первый век? А я останусь здесь без присмотра?!» — хмыкнул Младший.

«Хорошо, что напомнил, — холодно выговорил я. — Ты дашь мне слово, что не станешь своевольничать. Знаю, обещания ты не нарушишь…»

«Потому что ты никогда его от меня не получишь!»

«Получу. Или вовсе обойдусь без тебя!»

«Это как же?»

«Вытесню твое сознание к чертям, — только мысленно это произнеся, я понял, что и впрямь способен подобное осуществить — хотя, наверное, и не без труда. — Потом напишу письма отцу и Женьке. Которые попрошу мне — тебе — не показывать! Это конечно хуже, чем живое общение — но что делать. Ну и стану молиться, чтобы все получилось!»

«Молиться? — принужденно хмыкнул Младший. — Может ты там еще и в Бога веришь? В церковь с такими же дряхлыми дедушками и бабушками ходишь?» — насмешливо осведомился он.

«Подрастешь — узнаешь!» — мне сейчас только религиозной дискуссии недоставало.

«Ну да, капитализм, опиум для народа, все по классике…» — пробормотал юный пионер.

«Короче, даешь слово придерживаться моего плана?» — не позволил ему увести разговор в сторону я.

«Мне нужно подумать», — буркнул Младший.

«У тебя время до вечера… — согласился я. — Или до появления белого кролика, если это случится раньше — там уже некогда будет рассусоливать: или ты со мной, или против меня! В твоих интересах — с решением не затягивать!»

В воздухе над нами что-то просвистело и глухо шлепнулось в стену — открыв глаза, я увидел, что сверху на нас неудержимо рушится что-то большое и белое.

— Ой, Резанцев, это я не в тебя хотел! — испуганно крикнул Санек Завьялов.

— Щас я ему отомщу! — сдернув с моего скривившегося лица упавшую подушку — а это была именно она — Толик Степанов швырнул ту через палату.

В ответ ему тут же прилетело от «Вахмурки». Ну да, перестрелка подушками — обычное дело, если в тихий час с этажа отлучились вожатые…

— А ну перестали! — грозно прикрикнул вдруг на соседей Михеев. — Черную метку захотели?! Так я всем желающим охотно поставлю — под глазом!

Ого! Вот это поворот!

Я не сдержал кривоватой усмешки. Может, в 80-х СССР как раз и не хватило именно такой сильной руки, помноженной на личный интерес?

15. Торжественное открытие

Юг Московской области, 2 июня 1985 года

Для проведения официальных мероприятий на открытом воздухе — линеек — в «Полете» имелось аж два выложенных плиткой плаца, в свою очередь в обиходе так и называвшихся — «линейками». Один — поменьше, с гипсовой статуей кудрявого Володи Ульянова — предназначался для октябрятских групп. На втором — в добрых сорок метров в длину и где-то в двадцать в ширину — в обычные дни собирались старшие, собственно пионерские, отряды, но по особым случаям — таким, как торжественное открытие смены — тут легко могли поместиться все дети лагеря.

В ожидании команды занять свое место на линейке мы переминались с ноги на ногу на идущей вдоль плаца тенистой аллее, заставленной большими — метр на два — портретами пионеров-героев. Леня Голиков, Марат Казей и Зина Портнова — это те, рядом с кем мы сейчас оказались — сурово смотрели с фанерных стендов на новое поколение советских пионеров, словно оценивая, достойна ли юная смена алых галстуков. Однажды, чуть ли еще не октябренком, в чем-то провинившегося, меня привела сюда рассерженная вожатая и поставила перед одним из этих портретов — за давностью лет уже забылось, перед каким именно — чтобы под тяжелым взором героя мне стало стыдно за допущенный проступок. Помнится, мера оказалась действенной: проникшись, я тогда и впрямь до самого конца смены ходил по струночке. Там, правда, до отъезда домой всего-то дня три-четыре оставалось.

— Дружина! — послышался наконец из динамика на аллее голос старшего вожатого. — На торжественную линейку, посвященную открытию первой лагерной смены!.. Шагом… Марш!

Застучали барабаны, и следом за Стоцкой и несущим флаг отряда «Кржемеликом» — вожатые на этот раз держались позади — мы вступили на плац, продвинулись чуть правее и замерли в паре шагов от шеренг первого отряда. С левого фланга к нам пристроился отряд третий, за ним встал четвертый — и так шесть в ряд. Короткую сторону прямоугольника линейки заняли отряды седьмой, восьмой и девятый, с десятого по пятнадцатый расположились напротив нас — таким образом лагерь выстроился буквой «П».

Машинально обведя взглядом строй, ненадолго зацепившись глазами за высокий флагшток в центре плаца, а затем скользнув ими по широким клумбам — мне еще помнились времена, когда линейка была полностью выложена скучной серой плиткой, сейчас же на ней тут и там зеленели яркие вкрапления-оазисы — я покосился направо. Как таковой, трибуны для руководства здесь не было — ее заменяло небольшое возвышение, к которому вели буквально пара ступенек. Это почетное место сейчас занимали начальник лагеря Горохов — единственный среди присутствующих одетый в цивильный костюм, а не в пионерскую форму — а также старший вожатый Максим, старший педагог Светлана и новоизбранный Председатель Совета дружины Александр Широков из первого отряда. Барабанщики — их на сей раз было трое, а не двое, как утром на сборе — стояли внизу, сбоку. Аккурат когда я на них посмотрел, музыканты перестали отбивать марш и опустили руки с палочками.

— Председателям Советов отряда и командирам октябрятских групп — приготовиться и сдать рапорты Председателю Совета дружины! — скомандовал в установившейся тишине Максим.

— Группа, равняйсь! Смирно! — тут же донесся до нас тоненький голосок с противоположной стороны плаца.

От строя самого младшего, пятнадцатого отряда отделился мальчонка лет семи — и засеменил к Широкову. Александр сделал полшага навстречу октябренку и, когда тот приблизился, взметнул руку в пионерском салюте. Малыш дисциплинированно вытянул обе свои по швам.

— Товарищ Председатель Совета дружины! — дрожавшим от волнения голосом — и тем не менее громко и четко — начал он свой рапорт. — Октябрятская группа… — последовала пауза.

— «Солнышко»! — хором подхватил младший отряд.

— …на торжественную линейку, посвященную открытию первой лагерной смены, построена! — продолжил юный командир. — Группа будет жить и