считанные дни, и меня немного смущает странное затишье. Словно штиль перед мощным тайфуном. Или я настолько привык к постоянным потрясениям, что пара недель сравнительного покоя вызывает нездоровые подозрения? Попахивает маниакальным синдромом преследования.

Не знаю, как подействует подарок на Эби, но мое настроение заметно улучшилось. Насвистывая что-то весёлое, я захожу в гостиную, расстегивая пиджак и сжимая в кармане бархатный футляр. На круглом столе в центре комнаты накрыт ужин. Сервировка, как всегда, выполнена профессионально. Годы работы в отельном бизнесе дают о себе знать.

— Детка, я дома, — кричу на весь дом.

— Садись за стол, сейчас спущусь, — отвечает она мне откуда-то сверху.

Расслабленно улыбнувшись, ворую пару виноградин со стола, бросая в рот. Снимаю пиджак и вешаю на стул. Аккуратно. Эби частенько журит меня за неряшливость. Признаться, это качество проявилось с ее появлением в моей жизни. Когда рядом находится человек, одержимый идеей заботиться о тебе, как-то расслабляешься, доверяя ему все, что самому лень делать.

Сажусь за стол и, открывая пару крышек, жадно вдыхаю ароматные запахи, желудок приветливо урчит, готовясь познакомиться с шикарным ужином поближе.

— А вот и я, — доносится с лестницы звонкий голос Эби. Вроде вполне себе миролюбивый.

Я поворачиваю голову… и мое настроение падает к нулевой отметке. Улыбка застывает.

Ну что за нахер?

Она испытывает меня или издевается?

— Тебе не нравится? — ее лицо бледнеет, когда она замечает вспыхнувший гнев в моих глазах. Праведный гнев, надо заметить.

Я уже говорил, что понятия не имею, что творится в головах восемнадцатилетних девчонок?

Значит, повторюсь снова.

Я не знаю, о чем Эби думала, покупая прозрачное кружевное черное платье, больше напоминающее комбинацию для эротических игр.

Я не догадываюсь, какую цель преследовала девушка, надевая туфли с пятнадцатисантиметровыми каблуками и широкой платформой. Такие обычно носят танцовщицы гоу-гоу.

Сложно предположить, почему Эби вздумалось пренебречь бюстгальтером, учитывая очевидную прозрачность выбранного платья.

И что совершенно не укладывается в моей голове — как она посмела подстричь свои длинные прекрасные черные волосы, сделав из них ассиметричное каре с идеально ровным пробором, высветлив тон до шоколадного оттенка, а некоторые пряди сделав почти белыми.

Я убью ее стилиста. Почему он ей позволил? Уволю на хрен и сдеру компенсацию за моральный вред, причинённый мне одним видом Эби в образе роковой красотки, совершенно не подходящий ей. Яркий вульгарный макияж только усугубляет положение. Черт, краску можно смыть, а с волосами ничего уже не сделаешь.

— Я предполагал, что подростковые бунты случаются в более юном возрасте. Ты должна была уже пройти эту стадию, — сдержанно произношу, потирая правую бровь и продолжая скользить по Эби изучающим взглядом.

Она смотрит на меня потухшими глазами, спускаясь по лестнице. Она даже идти не может ровно на своих ходулях. Что за показательный маскарад? Для кого? Решила удивить или добить?

— Это все, что ты заметил? Подростковый бунт? — спрашивает Эби с обидой.

Походкой подружки Пиноккио, такой же деревянной, как он сам, Эбигейл направляется к столу. Она садится напротив, положив телефон рядом с тарелкой.

— Я сделала фотографию актрисы, с которой работал стилист до меня, отправила тебе снимок и спросила, нравится она тебе или нет. Ты написал, что она очень сексуальная. — в подтверждение своих слов Эби открывает фото на мобильном, демонстрируя мне.

Да. Так и есть. Я помню переписку и девушку на снимке, но на самом деле едва взглянул на нее и понятия не имел, что Эби решит скопировать ее образ. Зачем?

— То, что подходит одной женщине, на другой выглядит смешно, — раздраженно произношу я. — По-моему, это очевидно, Эби. Если ты пока не почувствовала свой стиль, просто доверься профессионалам.

— Тебе хоть что-нибудь во мне нравится? — подавленным голосом интересуется Эбигейл. Я недоверчиво замираю, глядя на нее с изумлением.

— Ты смеёшься?

— Похоже, что мне весело? Ты постоянно меня критикуешь! Постоянно! — упрекает она.

— Это не так, — потирая виски, пытаюсь понять, в чем конкретно меня обвиняют, и почему я опять во всем виноват. — Я сто раз говорил, что ты очень красивая, Эби. Ты слышишь не то, что нужно.

— Безвкусная, глупая…

— Остановись. Я такого не говорил. Это твои выводы!

— Я делаю их с твоих слов, — качает головой Эби.

Ее телефон вибрирует, сообщая о полученном сообщении. Она опускает взгляд, и я замечаю, как она испуганно хмурится. Я мгновенно вскакиваю с места и в два шага оказываюсь возле нее. Эби инстинктивно сжимает телефон в руке, пряча за спиной.

— Дай сюда, — требую, протягивая ладонь. Она отрицательно качает головой, в распахнутых глазах паника.

— Быстро, Эби. Не заставляй повторять дважды, — яростно говорю я, и она сдается, со злым отчаяньем бросая в раскрытую ладонь свой телефон. Он разблокирован, и я без труда открываю полученное сообщение:

«Хочу увидеть тебя снова. В том же месте, в то же время. Не придешь, не обижусь, но я знаю, что тебе интересно снова со мной поболтать. Подписываться не буду. Хотя нет.

В ожидании встречи, мистер Совершенство.»

Когда я снова смотрю на нее, Эби прижимает кончики пальцев к дрожащим губам, отрицательно качает головой и пытается бормотать что-то о том, что она не знает, кто это и как узнал ее номер.

Ложь! Все она знает.

— Отличное платье для свидания, — окинув лицемерную жену быстрым взглядом, ледяным тоном произношу я. — Мистер Совершенство оценит, — резко обхватив ее скулы, грубо сжимаю пальцы и какое-то время смотрю в перепуганные зеленые глаза.

Зачем я снова в это ввязался? Чувства, ревность, страсть, разочарование, клятвы, обещания, верность. Непроходимый и неисправимый дурак, опять ведущийся на хорошенькое невинное личико. Отпускаю ее также резко, как схватил. Достаю из кармана футляр с подарком и кладу на стол.

— К платью не подойдёт, но все равно надень. Тебе же нравится полная безвкусица, — бесстрастно произношу я и, отвернувшись, направляюсь к выходу, прихватив со стула свой пиджак.

Эбигейл

Он уходит. Через мгновение я слышу, как автомобиль, зашипев шинами на прощание, уносится прочь. А я коротаю вечер и половину ночи глотая слезы наедине