class="p1">«МВ» – это такая очень ремарковская по духу история, – считает Державин. – Каждый из нас, полагаю, хотел бы в нее попасть. Вот я – попал. Представь, поезд, пять утра, купе, мы едем куда-то на гастроли, бессонная ночь, количество выпитого превышает количество съеденного и вдруг появляется строка – «новая весна тебя убьет». Тут же берется гитара, и на трех струнах (остальные еще не натянуты, поскольку концерт завтра), дрын-дрын, возникает мелодия. Что самое парадоксальное – она не забывается. Постепенно все укладываются спать, но следующим вечером ее вспоминают и за час наруливают хит или просто красивую песню».

Если одному человеку что-то не нравится, он вправе требовать, чтобы мы вносили изменения в песню до тех пор, пока он не скажет, что это хорошо.

Глава 25

Помоги себе сам

Сначала вылетел из «Машины», потом из «Воскресения». С ним просто никто не мог работать».

ЕДВА ЛИ НЕ САМАЯ ПЕЧАЛЬНАЯ ПЕСНЯ В АРСЕНАЛЕ «МВ», ПРЯМО-ТАКИ НЕОДЕКАДЕНТСКАЯ, «НОВАЯ ВЕСНА ТЕБЯ УБЬЕТ» (ВЕКОМ РАНЬШЕ ЕЕ ВПОЛНЕ МОГ БЫ ИСПОЛНИТЬ, СКАЖЕМ, АЛЕКСАНДР ВЕРТИНСКИЙ) ВОШЛА В ТОТ САМЫЙ АЛЬБОМ-МЕЧТУ «TIME MAСHINE», СДЕЛАННЫЙ НА ABBEY ROAD И В ПРАХ РАЗНЕСЕННЫЙ МНОГИМИ КРИТИКАМИ.

Особенно досталось «дорого записанному» диску за невыразительность вошедших в него треков (помните, и БГ говорил о том же). При этом в рецензиях совсем не упоминались по крайней мере две вещи – «Пой» и как раз «Новая весна…», явно выделявшиеся на общем фоне и, как мне кажется, ставшие «предисловием» к «машиновскому» альбому «ВЫ» (с песнями «Чужие среди чужих», «Мама», «Оставайся собой», «Однажды»), появившемуся почти десятилетием позже – в 2016-м. В очередной сумеречный российский период.

Почти сразу после включения «весны» в концертную программу «МВ» она стала восприниматься и как эпитафия. Тогда один за другим ушли из жизни Заяц и Кава. «Новая весна тебя убьет» вполне накладывалась на их судьбы. На сентябрьском сольнике «Машины» в большом столичном клубе «Б1» в 2008 году Гуля так и объявил перед исполнением этой песни: «Посвящается Кавагоэ». Правда, показалось, то была его личная инициатива. Другие ветераны «МВ», скорбя о смерти Японца, все же не планировали поминать его «при огромном скопленье народа». Конфликтный характер Сергея отдалил от него многих друзей.

«Кава давно пребывал в состоянии обиды на всех, – говорит Макар. – Думаю, в первую очередь на свою собственную жизнь, как-то по-дурацки сложившуюся. Сначала вылетел из «Машины», потом из «Воскресения». С ним просто никто не мог работать».

«У меня с Кавагоэ серьезных трений не возникало – рассказывает Капитановский. – Мы продолжали общаться до последнего момента. Он периодически звонил из Канады. Правда, с возрастом Сергей очень изменился. Стал постоянно пенять на несправедливость судьбы. Досадовал, что о Макаревиче упоминают куда чаще, чем о других «машинистах». Хотя к чему тут ревновать? Кавагоэ же не писал песен. Он являлся, скажем так, идеологом «Машины» и то до определенного времени. Впечатление сильного музыканта тоже никогда не производил. Хотя тогда в группе никто сильным музыкантом не был. В общем, он не так много в «МВ» определял. И когда покинул команду, хуже не стало. В последние годы я, наверное, вообще оставался единственным, кто с ним разговаривал. Макар, например, просто трубку вешал. Представляешь, звонит ночью неадекватный человек (Серёга сильно пил) и что-то ему с претензией высказывает. Андрей говорил, что после звонков Кавагоэ неделю себя плохо чувствует. А все разговоры у Кавы постепенно сводились к тому, какие козлы в «Машине Времени», а он эту группу придумал…

У меня была любопытная история, связанная с Серегой. Когда я работал главным редактором газеты «Смак», мне как-то позвонила его мать. Кава к тому времени уже уехал в Японию и года полтора клал там асфальт, пока не устроился преподавателем в Токийский институт русского языка. Для того чтобы повысить там свой статус, ему требовались авторские научные печатные работы. И мама Кавагоэ, предложив мне 50 долларов, которые я, конечно, не взял, попросила сделать следующее: изготовить у нас в редакции новую обложку для 48-страничной брошюрки, сшитой двумя канцелярскими скрепками, под названием «Пособие по русскому языку». В ней значились четыре автора, и надо было приписать к ним имя Сергея Кавагоэ. Я ответил: ради бога, сделаем, но удовлетворит ли японских специалистов такая бредятина? Она говорит: «Всех все удовлетворит». Пошел к нашим верстальщикам, и они тут же изготовили другую обложку. Я даже развил идею и спросил у Кавиной мамы: хотите мы сделаем так, будто это пособие вообще один Сергей написал? Но она сказала: достаточно того, что получилось. Оказалась права. Вскоре Кавагоэ прислал мне письмо, где сообщил, что ему подняли оклад. Он теперь типа профессора. Вложил в конверт свои фотографии с женой, с ребенком…».

«В Каве доминировали сибаритство и беспокойство, – считает Романов. – Он постоянно разрабатывал какие-то планы, программы, за все хватался. При этом был довольно ленивым и любил отдыхать. Мы с ним как-то за водкой, уже в бытность «Воскресения», обсуждали очередные замыслы, и я поинтересовался: «Сереж, ну, предположим, мы сейчас все это сделаем, и что потом?». Кава ответил: «А потом – кайф».

«Я начал общаться с Кавой случайно, через несколько лет после его ухода из «Машины», – говорит Ефремов. – Он еще жил в России, и я как-то заехал к нему купить что-то для барабанной установки. С тех пор мы иногда пересекались, разговаривали, но не так, чтобы сидеть за рюмкой и изливать друг другу душу. Помнится, он подъехал на один из концертов «Машины» в Канаде и даже исполнил с нами песню «Марионетки». К тому моменту Сергей давно уже не играл, поэтому чувствовалось его ужасное волнение».

По словам Маргулиса, «Новую весну…» изначально предполагалось доверить Кутикову.

«Нам дико хотелось, чтобы Сашка выглядел на сцене по-другому. Не орал, а пел по-человечески. Эта вещь была написана для него. Потом мы посидели, подумали, попробовали, и стало понятно – у Кутикова она не пойдет. Пришлось ее спеть мне».

Если бы сложилось иначе, и исполнителем «Весны» стал-таки Александр, возможно, на одном из концертов он посвятил эту песню тезке Зайцеву. С ним у ключевых «машинистов», несмотря на жесткое расставание, все же не было глубинных исторических противоречий.

«К сожалению, все наши искренние попытки помочь в свое время Зайцеву ни к чему не привели, – вздыхает Кутиков. – Я, например, дважды пытался устроить его