существования ПНР были уничтожены не только отдельные документы операции «Висла», но и другие «украинские» архивы XX века. Теперь в борьбе за славу могли участвовать, практически без конкуренции, сторонники независимой государственности (читай: тоталитаристы и нацисты) из ОУН Бандеры. Это они хотели наибольшего признания своих заслуг. На так называемой Западной Украине и в Польше выжил, возродился и развился интегральный галичанский, т. е. этнический национализм. Он требовал признания своих заслуг в борьбе за независимость и жаждал медалей, прав ветеранов войны и памятников[252]. Таким образом, на этот раз из лояльных историков, была создана комиссия под руководством профессора Станислава Владиславовича Кульчицкого[253] — замдиректора Института Национальной Истории Академии Украины. Эта лояльная властям комиссия подготовила рапорт, в принципе освобождающий ОУН-УПА от ответственности за все преступления, и подчеркивала «выдающиеся» заслуги в борьбе за независимость[254].

Исторически все народы, как те, которые начали творить свою историю сотни лет назад, так и те, что рождаются на наших глазах, имеют в своей коллективной памяти множество элементов традиции, примеров индивидуальных и коллективных усилий, героической борьбы с врагами, а также примеров самопожертвования, жертв, принесенных во имя народа и государства их героями. Это позитивные элементы, формирующие общность и лучшее будущее народа. Кроме элементов, положительно влияющих на будущее, есть и негативные, такие как: чрезмерная идеализация собственной истории, умолчание ее нежелательных страниц, слишком явная подмена понятий или избыточная вера в множащиеся мифы, особенно те, что служат для порабощения и захвата земель других народов. Часто это целенаправленное формирование негативной и враждебной позиции в отношении соседних народов, чужеземцев либо людей иной веры и иных обычаев. Если мы приглядимся к истории нашего ближайшего соседа из-за Буга, или Украины, как земли между Бугом, Днепром и Десной, то увидим в ее историографии множество таких негативных элементов.

История стран, написанная историками из Лондона, Парижа или Берлина, показывает историю Европы сквозь призму истории ее западной части. У немецких историков иной взгляд на Восточную Европу, нежели у русских или поляков. Специфический взгляд историков в большой мере зависит от его принадлежности к группе исторических или неисторических народов, а временами и от имперских устремлений. Так, например, взгляды англичанина, русского, немца, поляка, чеха или украинца не обязательно будут отличаться национальной или государственной центричностью.

В течение многих веков нация отождествлялась с государством и общественным статусом. В Древнем Риме рабы, так же, как и средневековые крестьяне, не были гражданами. В Восточной Европе в Средневековье и в Новое время, вплоть до самой Французской революции 1789 года, народом были исключительно дворяне. Как народы современные нации сформировались уже в эпоху капитализма, с чем не соглашаются украинские историки, которые видят украинскую нацию уже в XVII веке, что является подменой понятий[255]. В славянской Европе поляки и русские (до времени Петра I — московиты, а позже уже россияне) были историческими народами. Со второй половины XIX в. в тяжелом труде и страданиях создавались такие крестьянские народы, как чешский, словацкий, словенский, украинский, белорусский, литовский и латышский. Поскольку на данной территории формирование нации увязывалось с социальными общественными проблемами, возрастало чувство обиды. Латышские крестьяне чувствовали себя униженными немецкими баронами, белорусские или украинские — польскими или русскими дворянами. Если к чувству обиды, национального и социального унижения мы добавим религиозную вражду, а со временем крайние проявления идеологии социализма и национализма, возникнет взрывчатая смесь большой силы. Так же случилось на территории географической Украины и на польско-украинском пограничье. Вместе с выделением из этноса русского/русинского народа, а со второго десятилетия XX в. — народа украинского, формирующаяся украинская интеллигенция все в большем масштабе начала демонстрировать то, что отделяет исторических русин[256] от поляков и русских, чем то, что их связывает. Украинцы в царской России были населением православного вероисповедания.

В свою очередь, в австрийской Галиции они принадлежали к грекокатолической церкви. Они жили под властью царского самодержавия и австрийской демократии. Венгерские русины были униатами, т. е. греко-католиками, не имели никаких политических свобод и подвергались мадьяризации. Теперь они считаются отдельным народом и называют себя карпато-русинами, а не украинцами[257]. Эти три различные политические и две религиозные культуры привели к тому, что в начале XX в. начали создаваться две, а позднее три отдельные нации: российские малороссы постепенно становились украинцами с другой политической и религиозной традицией. Галицийские русины, жившие в условиях австрийско-польской демократии, становились галичанами-украинцами, а русины Подкарпатской Руси — карпато-русинами. В стороне от основных изменений находились лемки и русофилы, напуганные общественным и политическим радикализмом галичан. В межвоенный период эти различия усугубились, главным образом в результате развития украинского интегрального национализма, опиравшегося на национальную и социальную ненависть и пропагандировавшегося ОУН бандеризма, т. е. галичанского нацизма.

Для того чтобы преодолеть национальные комплексы по отношению к историческим народам: русским, полякам или венграм, украинцы начали все ярче демонстрировать их отличия на так называемых «материнских украинских землях»[258]. Со временем эта демонстрация переродилась в националистический[259] миф «оккупанта»[260], присутствующий до сего дня в украинской националистической историографии, невзирая на действующие международные трактаты и историческую правду. Для того чтобы излечиться от комплексов «нации, которая появилась неожиданно»[261], как пишет Эндрю Вильсон, украинские историки, независимо от своей политической ориентации, начали создавать весьма специфическую историю украинского государства и народа. Они относили его возникновение к библейским временам, усматривая в сыновья Яфета или внуках Ноя первых жителей Киева[262]. Позднейшие арии и скифы были, по мнению Юрия Канигина и Зеновия Ткачука, «хлiборобами», т. е. украинскими крестьянами[263]. Согласно украинским историкам, это праукраинцы создали Трипольскую культуру (4000–2700 лет до н. э.) и «украинскую цивилизацию», представители которой первыми в мире одомашнили лошадь, изобрели колесо и телегу, научились добывать медь и создали первую письменность. По версии украинской историографии, эту письменность приняли от «древних украинцев» греки и римляне. Это украинцы создали шумерскую культуру, а предки Христа происходили из Галиции[264]. Некоторые украинские историки даже утверждают, что вождь гуннов Аттила и был тем легендарным Кием, который основал город Киев[265].

Принимая во внимание столь крайнюю мифологизацию генезиса украинского народа, а также форм его государства, существовавших и не существовавших, мы должны поставить вопрос: где находятся истоки тех комплексов по отношению к иным народам или истоки столь явного приукрашивания выдуманной истории украинского народа? Мы должны констатировать, что истоки эти лежат в XIX в., когда, на волне помощи галичанам, создававшим нацию в оппозиции