тебя! – смеюсь сквозь слезы и отворачиваюсь к окну. – Ты меня на повороте высади.

– Это еще почему?

Я и сама не знаю. Просто интуитивно чувствую, что так будет лучше. Если Гатоев меня искал… Нет, я что, и впрямь на это надеюсь? Амаль, ты совсем дура?!

– Просто сделай так, хорошо? – ничего не объясняя, прошу я. И это Димку обижает как будто. А я меньше всего хочу его обижать! – Дим… – зову негромко.

– М-м-м?

Протягиваю руку:

– Спасибо за то, что побыл со мной. Ты не представляешь, что для меня сделал.

– Что?

– Помог дождаться утра…

Мой взгляд цепляет его. И я как по кабелю передаю, может, совсем не то, чего ему бы хотелось – свою нежность, искреннюю благодарность и тепло. Димка осторожно пожимает мои палицы. Между нами происходит что-то важное. Что-то, после чего мы не будем прежними. Расшатывающийся из стороны в сторону мир неожиданно обретает опору. Как же все-таки хорошо, когда тебе есть на кого опереться, да… На Димку можно.

– Что думаешь делать дальше?

– Ничего. Отосплюсь. Все равно сегодня из меня никакой работник. – Пытаюсь улыбнуться. – Ты, кстати, тоже бери выходной. Я разрешаю.

– Спасибо, конечно, – смеется. – Может, тогда вместе…

– Нет! – перебиваю. – Мне правда надо побыть одной. Но за предложение спасибо.

К чести Димки стоит отметить, что он на своем не настаивает. И даже скрепя сердце высаживает меня на повороте, как я и просила. Потом, правда, гаденыш такой, едет за мной аж до самой калитки. И только убедившись, что я благополучно вошла, дает по газам. Димка не знает, что у того, от кого он думал меня защитить, есть ключи от моего дома. Какая же я непроходимая дура! Так раскисла…

А может, вообще зря я парюсь? Ну какой смысл Гатоеву меня ждать?

Шагаю в лифт. Выбираю свой этаж. Проворачиваю ключ, захожу в квартиру. И по плотному аромату дыма, который меня окутывает, понимаю – нет, зря я надеялась, что это будет легко.

– Где ты шлялась?

Сидит. Нога на ногу. Щиколотка на коленке. Так нельзя сидеть – любой мануальщик скажет. А он сидит. Все в тех же темных праздничных брюках и белой майке, которая кажется необычайно яркой в сумраке, образованном задернутыми наглухо шторами.

– Покинь мой дом.

Подпрыгивая на одной ноге, снимаю туфлю с другой. Храбрюсь. Но дыра внутри опять расходится краями.

– Я задал тебе вопрос.

– Какой вопрос? Где я была? А ты на правах кого спрашивает, а, Муса?

– Что с тобой не так? Какая муха тебя укусила?!

Я прохожу мимо, огибая Гатоева по дуге. Распахиваю шторы. И только потом оборачиваюсь. Хочу ему в глаза заглянуть. Да-да, просто в глаза заглянуть в надежде понять хоть что-то. Хорошо, что он явился.

– Ты же все понял, – замечаю безжизненно.

– Что я понял?

– Не обижай меня этим.

– Чем?

– Не делай из меня дуру.

Глаза, в которые я так хотела заглянуть – налились красным. Я благодаря Димке поспала. А Гатоев как будто всю ночь в темноту пялился.

«Ну да, Амаль, ты его еще пожалей», – одергиваю себя.

– Послушай…

– А ты мне скажешь что-то новое? Может, все не так, как мне это преподнесли?

Гатоев сверлит меня буравчиками взгляда. И выплевывает одно только слово:

– Сидельник…

Он даже не отпирается. Впрочем, так даже лучше. Отпираться в такой ситуации – вообще последнее дело.

– Амалия…

– Он соврал?

– Смотря в чем.

О, да, тут, наверное, надо бы уточнить. Например, то, что Муса хотел меня использовать, чтобы нарыть на моего бывшего какой-нибудь компромат. Но знаете в чем соль? За это я бы его простила. Ну, ведь бывает так, да? Вот встречаешься ты с человеком с одними намерениями, а потом узнаешь его получше, и все меняется… Тогда остается один вопрос.

– Ты женишься на той девочке?

Давай же, соври! Или нет… Нет. Скажи правду, и покончим с этим. Потому что я ни черта не вывожу. Потому что боль перемалывает меня в фарш.

– Это ничего не поменяет между нами.

Он подходит. Его взгляд горит фанатичной убежденностью.

– Ничего не поменяет… – эхом вторю я. – Ты вообще серьезно?

– Это договорной брак. Я ее пальцем не трогал…

– Но тронешь.

– Это ничего не изменит! Ты все равно будешь главной женщиной в моей жизни.

Смешно. Он никогда еще не говорил со мной так мягко. Будто с душевнобольной… А я больна, да… Его голос – словно гипноз. Его взгляд – канат. Его руки – место, где я хочу быть. Он протягивает их ко мне. И я как привязанная шагаю в его объятия.

Глава 19

Я, наверное, привыкла к его рукам. Только и всего. Дело в этом. Просто рефлекс, как у собаки Павлова. Он командует. Я слушаюсь. Как-то быстро к тому привыкнув.

– Девочка моя. Хорошая… Я скучал.

Раньше Гатоев не был таким многословным, а теперь просто бальзам на израненную душу. Вот как так получается? Тогда мне хотелось с ним пожестче. Отдавая контроль. А сейчас… Нет, я опять же не хочу ничего решать. Гоню мысли из головы. Но в то же время я себя, наконец, отпускаю. Уходя вверх из позиции нижней, перехватываю инициативу. Тяну его майку, стаскиваю через голову, рву ремень. Меня шарашат эмоциями. А в голове стучит набатом – «мой, никому не отдам!». И в подтверждение этого я его мечу: кусаю и царапаю. Оставляю на смуглой коже свои метки. Свой аромат, свою ДНК… Всю себя.

Но перед глазами – темненький затылок той девушки – его невесты. И болючая мысль – что она ему наверняка без проблем родит. С ней вообще у него все гораздо проще будет. Глаже. Как так и надо. Как предписано. Он – весь такой из себя мужик. Она – тихая домашняя девочка. А я… Ну что я? Могу вот только так, обманом, его по чуть-чуть у нее красть.

Толкаю Мусу на пол. Он выглядит пьяным от моей инициативности. Просто невменяемым. Я раньше не позволяла себе ничего подобного, а ему, оказывается, заходит. А он выгибается, отчего на шее выступают жилы, вдоль которых я прохожусь чередой неглубоких укусов.

– Бля…

Смеюсь. Он такой скупой в своей реакции. Но, может, поэтому