— Так вот, — Гарик заговорил опять миссионерским тоном. — Мужик ты здравый, скажу тебе, как своему: гнилая обстановка в резервации. Страх, злость, ненависть, больше всего страха, я его чувствую. И бестолочь жизни. Спячка, как у сусликов. Патриотизм какой-то к норам своим, кузнечика поймать, одуванчик обглодать, вы реально как суслики. Когда сюда собирались, тренер дал литературу по устройству резервации. Я прочитал, здесь сравнил — все в цвет. Гнилая обстановка.

— Я тоже самое скажу о Чедре.

— Да не скажешь! — он махнул рукой, чуть не сбив ноутбук со столика. — Не скажешь, по глазам вижу. Ты хоть и сервит, а все ж человек. Если вам в бренное тело вживили аппаратуру, так людское этим вытравить.

Зачесалось запястье в районе вшитого чипа. Когда я проходил обряд подключения в детстве, тоже об этом подумал: пусть электроника будет в руке, человеком я быть не закончу.

— Думаешь, мы с вами непримиримые враги? — продолжал Гарик. — Думаешь, мы вас ненавидим? Так скажу тебе по секрету, в Чедре ваших сторонников — каждый четвертый. Не именно резервации, а технологического пути. Экскурсии сюда им надо делать. Те же как думают? Вот сервиты, они двигают науку, пусть прикладную к убийствам, но военная промышленность тащит за собой гражданскую, то есть химия, физика, биология тоже вверх развиваются. Медицина развивается! Это самое оно. Ваши поклонники из чедров думают здесь такое! Ходить никуда не надо, ездить не надо, потому что телепортация. Заходишь в кабинку и сквозь нуль-пространство летишь к океану. Потом в горы. Мгновенно. А у вас, ребята, этого нет ни хера! Шибко хорошо мы за вас думали. Сервиты зарылись по норам и залипают в компьютер, никаких побед в физике и медицине нету. И не предвидится! Вам тут нужно все менять в корне, зачем так жить? Или валить куда подальше у кого мозги еще свои.

И что на это скажешь? При том, что… притом.

— С парашютом страшно? — спросил я.

— А ты как думаешь?

— Безумство.

Гарик улыбнулся, крестообразно раскинул руки.

— Премудрость зовет к себе безумных. Это же небо, Александэр, чистый полет! Оставь страх на пороге, в доме дивном прилеж человеку безумие, неверие и слепота. Поет благодать, льет…. Природа построила дом, вытесала семь столбов его, налила вино и приготовила трапезу. Вверься миру единому, бо разумея премудрости… — он резко замолчал, закатил глаза.

Чедр беззвучно шевелил губами, а я думал, что, если бы предатели-чиэсы были похожи на этого парня, снесли бы они нашу властную вертикаль, как апрельскую сосульку — вдребезги оземь и талой водой в канаву. В целом, нам повезло, что оппозиция тоже суслики.

— Зовут, — сказал Гарик. — Я погнал.

Он встал офицерски прямо, сделал короткий поклон подбородком.

— Крыло пусть пока у тебя полежит, потом заберу. Сейчас не с руки.

— Пусть полежит, — согласился я.

— Глянешь и поймешь, что я тебе не приснился. А то, о чем сказано было, подумай, Александэр.

— Вы меня не завербовали.

— Оно мне надо?

— Если дядя ротмистр поручил, — сострил я.

— Еслиф дядя такое поручил бы, — засмеялся Гарик. — Мы б тебя, мужик, выкрали, как цыгане коня, и шито-крыто.

— Цыгане?

— Скитальцы. Клауфилы наоборот. Другим разом расскажу. Порфирианский космополитизм, где ни эллинов, ни чедров, ни сервитов.

— Другой раз это когда? Просто у меня сыновья и, когда вы будете забирать, не нужно им видеть.

Чедр быстро взглянул на тумбочку под телевизором.

— Сыновья. Двое. Один взрослый, второму лет десять.

Я поежился, набухла пенка страха, как на кипяченом молоке.

— Откуда вы знаете?

Гарик криво дал высокомерия.

— На полке конструктор, в вазе презервативы. Двое. Вот и думай, мужик, — он протянул мне руку. — Нужно ли пацанам свой шаблон передать? Или сломать эстафетную палочку.

Я пожал ему татуированные пальцы.

— А как же вы… вы не выйдете, там охрана, консьержи.

— Да ты че…

Я и моргнуть не успел, как чедр исчез из квартиры.

Конструктор, допустим, видно в приоткрытую дверцу тумбочки. Но кондомы в вазе? Испарина залипла на спине. Как так?

К обеду в нашей великой державе многое изменилось. Все чедрские разведчики переквалифицированы в североамериканских шпионов, самые тупые — просто в северных. А я надеялся, что бывшего соседа отпустят по амнистии. Подошел бы к нему во дворе и, гладя местную собаку, спросил, как там живут в лагерях. Но это пустяки. Существенно то, что домком МВД по представлению президента уволил шесть генералов службы опеки. По мнению политологов, в произведенной чистке отчетливо видна мохнатая рука Госпрома. Скопидомные интриганы снова пилят власть и деньги. Аналитики пищат на весь Интернет, что мир изменился навсегда (а как же!), что трижды благословенный президент затеял тасовку элиты не просто так (он ничего не делает просто так, даже в сортире сидит политически грамотно), и значит… тут мнения блогеров разнятся: одни считают, что будут закручены гайки по горло, другие видят послабление режима, приводя как аргумент замирение с Чедрой. И те, и другие сходятся в том, что схватка пиарщиков с консьержами выгодна никому иному, кроме как всевидящему Цензурному комитету. Да и Сеть с ними! Не буду голову забивать.

Прослушал запись беседы с Гариком (естественно, писал, а вы как думали?), ничего сенсационного, но, в принципе, хайпово. Вечером сочиню предисловие и выложу. «На полке — конструктор, а в вазе…». Ой, млть! Я пока сок наливал, ушлый джампер обшмонал гостиную. А я по наивности приписал ему экстрасенсорные качества.

Просмотрев в Сети несколько роликов о бильярде, собрался в «Пирамиду». Скрипучий ремень сумки-мессенджер закинул через плечо, внутрь сунул книжку с полки и квитанции из секретера, чтобы прикрыть кухонный нож с широким лезвием, которым Норма стругает капусту в ким чхи.

Выходя из квартиры, велением Гарика оставил страх на пороге. В лифте пахло жареной рыбой, а консьерж в вестибюле склонился влево над своим столом. Его глаз заплывал на глазах. На диктофоне было: «Вы не выйдете, там консьержи», — «Да ты че!». Не удержали парашютиста.

Бильярдный клуб располагался по адресу: жилищный комплекс «Антей», который представлял собой конусообразный небоскреб, как мухами