— Господи, — бормочу я себе под нос.

— Как долго ты планируешь фильтровать ей информацию о Петрове? — спрашивает он, чувствуя, что зашел слишком далеко.

— Так долго, как решу.

— Ты втянул ее в эту историю. И не сможешь держать их порознь вечно, — наступает пауза и вздох. — Я получу по заднице за то, что скажу это, Данте, но к чему эти игры? Просто скажи ей правду. Она никуда не денется.

Чертовски верно, что она не уйдет. У нее нет выбора. Но я предпочитаю держать ее в плену любовью, а не ненавистью.

— Заткнись, черт побери, Сандерс.

Он не понимает. Никто из них. Я не любитель азартных игр, но в эти дни оказываюсь втянутым в покерный матч с высокими ставками, главным призом в котором является Ив. Если я сейчас заговорю, то рискую потерять ее. Моя самонадеянность и так изрядно пошатнулась в ту последнюю ночь.

Это не просто правда ― это слои греха под правдой, те, что сложены друг на друга, как страницы в пыльной книге.

Такой грех, который Ив не сможет простить.

— Я задел за живое, не так ли?

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе уничтожить эту братву или нет?

Я теряю терпение. Ему повезло, что он выручил меня в прошлом году, иначе от него сейчас остались бы только кожа да кости.

Мы в пяти минутах езды от места назначения. Даже красота пейзажа вызывает у меня неправильную реакцию. Я поклялся, что никогда не привнесу сюда худшие аспекты своего бизнеса. Купил этот остров для нее. Для нас. Я так старался не запятнать его, как омрачаю все остальные гребаные вещи, к которым прикасаюсь, но заключенный Петрова издевается над моим обещанием. За это он получит дополнительный сюрприз. Может быть, кастрация все-таки снова на кону?

— Откуда ты знал, что она заговорит о русском? — внезапно спрашивает Рик.

Потому что мой ангел любознательна. Она не прислушивается к предупреждениям. Знает, что мне больно, и любовь сведет ее в преисподнюю от желания помочь мне, но я вынужден держать ее рядом, а не на расстоянии.

— У меня было предчувствие.

— Предчувствие? Я никогда не думал, что ты придаешь такое значение «предчувствию», Данте… Неужели армия тебя ничему не научила?

— Она научила меня стрелять в голову таким умникам, как ты, — рычу я. — Какого черта ты рассказал ей о Мануэле?

Рик пожимает плечами.

— Я не знал, что это запретная тема. Она волновалась за него. Я хотел хоть как-то успокоить ее. Или, может быть, я просто пытаюсь расположить ее к себе, чтобы трахнуть горячую подружку…

Джозеп нажимает на тормоз, и мы проскакиваем пару метров по рыхлым камням. Я едва сдвигаюсь с места, но Рик, не пристегнутый ремнем, врезается в переднее пассажирское сиденье.

— Что за хрень! — он кричит, хватаясь за плечо.

— Нога соскользнула, — бормочет Джозеп, и я ловлю его взгляд в зеркале заднего вида.

Это уже второй раз он показывает мне, насколько заинтересован в той блондинке.

* * *

Моя база — это крепость внутри крепости. Ограждение из колючей проволоки, вооруженные патрули, сторожевые вышки через каждые пятьдесят метров. Как и к Ив, никто и близко не подойдет к моей собственности без моего разрешения.

Эта территория состоит из пары складов боеприпасов, учебного центра с полностью оборудованным тренажерным залом и бассейном, а также пяти жилых блоков. Бизнес процветает. Учитывая небывало низкий уровень вежливости, весь мир внезапно полюбил наемный бизнес.

На этом острове у меня более двухсот человек — бывшие спецназовцы, морские котики, новобранцы из Колумбии и других стран; люди, которые клянутся в верности мне, и только мне. Все они были лично рекомендованы нам. Все они — хладнокровные убийцы. После предательства Томаса мы не хотели рисковать.

Мы выходим из машины и направляемся к самому маленькому из складов — черному сооружению из стали и бетона, которое я построил вскоре после того, как захватил остров.

— Он в задней части, — говорит мне Джозеп, ведя нас вдоль рядов высокотехнологичного оружия туда, где ждет наша добыча.

Лука Иванов представляет собой жалкое зрелище. Люди Петрова довольно хорошо поработали над ним с тех пор, как мы добыли его три дня назад. Некогда уважаемый медиа-магнат теперь просто пропитанный кровью холст, на котором я могу вырезать свои инициалы.

Привязанный ремнями к металлическому стулу, со связанными за спиной руками, его тело больше не кожа, а в запекшаяся кровь. Потоки багрового лишь выделяют белки его глаз, создавая впечатление мишени. Он видит, как я приближаюсь, и мгновенно узнает меня. Его оживление почти комично. Он начинает по-кроличьи подпрыгивать на стуле, чтобы убежать, но отодвигается всего на пару сантиметров. Во рту у него кляп, так что его крики приглушены до пронзительного воя.

— Закрой двери, — бормочу я одному из охранников, топчущемуся позади меня. — Это дерьмо скоро станет еще громче.

Подойдя, я встаю перед ним, чтобы он в полной мере мог насладиться убийственным взглядом Сантьяго. Мне нравится встречаться взглядом со своими жертвами, прежде чем совершить убийство. Он вот-вот потеряет сознание от страха, и от него исходит отвратительное зловоние, когда он теряет контроль над своим кишечником.

Я делаю шаг назад и тихо фыркаю от отвращения. Его белая рубашка забрызгана кровью. Его черные брюки порваны. Он потерял свои дорогие туфли, галстук-бабочку и смокинг где-то между этим местом и Майами.

Позади меня кто-то хрипло прочищает горло.

— Сеньор Сантьяго?

— Что такое? — я не утруждаю себя тем, чтобы обернуться.

— Виктор Михайлов, сеньор. Я работаю на Петрова.

Это заставляет меня немного повернуть голову в его сторону. То, что я вижу, привело бы в ужас большинство людей, но я не такой, как большинство людей. Этот парень почти такого же роста, как я, с короткой стрижкой, пустым взглядом и таким же злобным выражением лица. Однако на этом лице читается почтение, и немалая доля уважения. Может, он и Братва, но этот человек знает о моей репутации. Я гребаная знаменитость в России. Они назвали чертов алкоголь в мою честь.

— Добро пожаловать на мой остров, мистер Михайлов, — говорю я, плавно переходя на русский. — Надеюсь, ваше путешествие было приятным?

— Дважды ощущалась турбулентность, как до, так и после взлета. Ничего такого, чего не смог бы исправить укол эпинефрина.

Я киваю, сразу все понимая. У Иванова случился сердечный приступ во время допроса и еще раз во время полета. Мне лучше поторопиться, иначе его смерть не будет на моей совести или ее отсутствии.

— Петров рассказал мне о том,