ему подойти ближе. Пятна крови покрывают его руки, также подозрительные пятна виднеются на нижней части его футболки и джинсах. Трудно отличить их происхождение на черном материале. Его выбор одежды был тактическим. Где бы он не был, это было преднамеренно. Кто бы не ждал его в пятом блоке, он либо мертв, либо умирает.

— Что, черт возьми, ты сделал? — шепчу я.

Он выглядит уклончивым. Обиженный. Что-то изменилось, но не в лучшую сторону. Не для меня. Не для нас.

— Ты не восприимчива к этому, Ив, — медленно произносит он, упирая руки в бока. — Ты знаешь, чем я занимаюсь. Ты знаешь, как я это делаю. Тебе действительно нужно, чтобы я повторил это для тебя еще раз?

— Да, — говорю я дрожащим голосом. — Я хочу услышать, как ты это говоришь. Ты только что кого-то убил?

Он медлит.

— Технически, нет.

— Хочешь сказать, что пытал его, — говорю я, быстро сглатывая.

Почему-то от этого становится еще хуже. Его признание придает вес его чудовищу.

Он проводит окровавленной рукой по подбородку.

— А что бы изменилось, если бы я сказал, что он этого заслужил?

— Ты знаешь, у нас противоречивые мнения по этому поводу.

— Даже если он отвечал за надзор за одной из крупнейших группировок по эксплуатации женщин на планете?

Я замираю.

— Ты имеешь в виду торговлю людьми в целях сексуальной эксплуатации?

— С подростками, детьми…

— Ты серьезно?

Он кивает, не прерывая зрительного контакта со мной, заставляя меня бросить ему вызов и отвергнуть его методы правосудия, даже несмотря на то, что преступления, в которых предположительно виновна его жертва, слишком ужасны, чтобы о них думать.

Я смотрю на него и ловлю себя на том, что верю каждому его слову.

— О, Боже мой.

Опираюсь о капот джипа. Я едва ощущаю жар металла сквозь тонкую ткань своего сарафана. Знала, что такие преступления существуют, конечно, знала. Один из моих коллег по газете расследовал дело о банде педофилов в Майами два года назад. Его доказательства помогли добиться ареста, но дело было закрыто в зале суда в первый же день. Я помню наши разговоры в то время, как мы возмущались деньгами и влиянием людей, которые заслуживали особого места в аду. Оправдана ли когда-либо казнь? Являются ли одни правонарушения хуже других?

— У тебя есть какие-то…

— Доказательства? — Данте отводит взгляд, и я вижу, как напрягается мускул на его левой щеке. — Да, Ив, у нас есть доказательства. У нас даже есть признание.

На мгновение я задумываюсь.

— Я думала, ты наемник, а не мститель.

— Я делаю все, за что мне платят.

— Чушь собачья. Ты делаешь это не ради денег, — жестом указываю на райский остров, окружающий нас со всех сторон. — Тебе это не нужно. Ты никогда в этом не нуждался. У тебя было достаточно, чтобы наконец уйти из этой жизни, но ты решил остаться.

— Может, на то у меня были свои причины.

— Может быть, у тебя начинает просыпаться совесть?

Я вижу намек на улыбку на его губах.

— Только ты можешь быть такого высокого мнения обо мне, когда я стою здесь весь в крови другого человека.

— Я рада, что ты пытал его, — тихо говорю я, шокируя нас обоих.

— А, уже? — улыбка исчезает. — Хочешь знать, как я это сделал, мой ангел? — говорит он, делая шаг ко мне. Данте опускает свой пристальный взгляд на мою грудь, предательские очертания его эрекции внезапно отчетливо проступают спереди его черных джинсов.

— Мне не нужно знать мельчайших деталей, — говорю я, отводя глаза от его проницательного взгляда.

— Надо, — говорит он, все глубже погружаясь в мою собственную тьму. — Ты находишь отвратительным то, что я делаю, но только тогда, когда это тебя устраивает. В остальное время это пустое место, mi alma. Меняющийся сюжет в твоей прекрасной голове.

Одним пальцем касаясь моего подбородка, он поднимает его, чтобы я вновь смотрела на него.

— Нет, я…

— Хватит лгать самой себе.

Он опускает руки к моей заднице, и легко поднимает меня на капот. Я вздрагиваю, когда жар, наконец, доходит до меня. Он почти уместен, поскольку я все глубже погружаюсь в ад Данте, когда ловлю себя на том, что благодарна мужчине, которого я люблю, за определенный набор навыков.

Раздвинув мои ноги, он протискивается между ними.

— Я не буду заниматься с тобой сексом, когда ты весь в его крови, — говорю, снова пытаясь вывернуться из его объятий.

— Я привязал его к стулу, а потом вонзил свои ножи ему в бедра до самой кости. Ты хочешь услышать, как громко он кричал, мой ангел? Ты хочешь услышать, как сильно он молил меня о пощаде?

Он приковывает меня к себе своим возбужденным блеском в глазах. Я в ужасе от того, насколько сильно меня заводит его больное признание.

— Остановись, пожалуйста, остановись, — молю я его.

Пальцами Данте с силой сжимает кончики моих волос. Я не могу удержаться от крика, когда он дергает мою голову вниз, заставляя снова посмотреть на него.

— Как ты думаешь, Ив, многие его жертвы кричали так же громко? Женщины или дети, которым едва исполнилось четыре года…

Я чувствую слезы на своих щеках, но не возражаю, когда рукой он задирает мое платье на бедрах. Не перестаю задаваться вопросом, почему мы собираемся трахаться на виду у всех на этом острове. Вместо этого волны жара пробегают по моему телу и пропитывают мое естество. Моя тоска по нему никогда не была такой особенной или желанной. Я не могу думать ни о чем, кроме его ненависти и твердости, пронзающих мое тело.

— Скажи мне, что правильно поступил, сделав это, — внезапно стонет он, высвобождая свой член и подтаскивая меня ближе к краю машины. Я уже чувствую, как его бархатистая головка скользит по моим складочкам. — Скажи мне, что он этого заслужил.

— Я рада, что ты так с ним поступил, — снова шепчу я, вкладывая смысл в каждое слово. — И я рада, что убила твоего брата.

«Правда. Наконец-то».

— Еще как рада, — рычит он, его голос полон удовлетворения, и, обхватив одной рукой мой затылок, он глубоко входит в меня, не давая мне возможности пожалеть о своих словах.

Данте оборачивает мои ноги вокруг своей талии и берет меня быстро, не отпуская. Членом задевает точку так глубоко внутри, что с каждым толчком я чувствую укол боли. Мы все ближе приближаемся к какому-то новому пороку. Мой желудок сжимается от извращенного наслаждения тем шквалом, который выдерживает тело. Маленькая частичка меня медленно умирает, пока он трахает меня до беспамятства на капоте своего