Генрих бросил свои карты и просеменил к нашему столу, когда ставка превысила сотню злотых. Он сгорал от любопытства, но я прижал карты ладонями к столу, были не видны даже рубашки.

– Двести семьдесят пять!

Паны писали ставки на бумажке, чтоб не запутаться, кому и сколько достанется выигранных у меня денег.

– Боюсь, кому-то придется заложить ростовщикам Париж или Варшаву! – захохотал Шико.

Генрих, словно очнувшись после остроты шута, принял решение прекратить рост ставок, выплеснувшихся за все разумные пределы.

– Довольно, панове. Бассет – просто игра и развлечение, не нужно доводить партнеров до разорения. Вскрывайтесь!

Медленно и по одной Синицкий перевернул карты, едва сдерживая рвущееся торжество. При виде короля и рыцаря Соколовский расцвел, и даже на угловатом фасаде Сокульского проскочило нечто вроде ухмылки.

Мой выход.

– Поздравляю, панове! Вижу, вы действительно не блефовали. А я так ожидал, что скажете «пас». Ну, нет так нет. Придется вскрыться и мне.

Короткая немая сцена безжалостно прервалась королем:

– Браво, де Бюсси!

– Боюсь, радость преждевременна, сир. Я более чем сомневаюсь в платежеспособности ясновельможных, пять тысяч злотых – изрядная сумма.

Присутствие короля с Шико, похоже, только и сдержало проигравших, поляки были готовы растерзать меня, разорвать на куски, не сходя с места.

– При себе действительно нет, – процедил Сокульский, все еще не в силах поверить, что грандиозный и, казалось бы, верный выигрыш обернулся катастрофическим провалом. – Нам требуется некоторое время…

– Ну-ну, уважаемые, давайте отнесемся серьезно. Мне известно, что долговые тяжбы в Речи Посполитой затягиваются на годы. Поэтому, если у вас сохранилась честь, все, что в кошельках и карманах – бросайте на стол. Сейчас же зову нотариуса. Поместья, имения, что там у вас накоплено – идет в заклад.

– Такое оскорбление нужно смывать кровью! – проревел мой несостоявшийся (или будущий) убийца, Соколовский с Вишневским и прочее паньство принялись ему подвывать. – Как можно усомниться в слове благородного шляхтича?!

Редкое явление, Генрих принял сторону француза. Слишком велик был ущерб, понесенный им за карточным столом, мой реванш пролился ему бальзамом на душу.

Послали за нотариусом. Какой бы ни был мягкий король, его приглашение не принято игнорировать даже в полночь. Генриху я честно отсыпал сорок злотых, половину из немедленно отобранного у проигравших. Правда, часть суммы сложилась из перстней и кинжала с рубином в рукояти, но не беда, в качестве ставки в бассет королю пригодились и они. Ненадолго, конечно, снова сменив обладателей.

– Я заколю тебя как свинью! – просипел Сокульский, улучив момент, когда поблизости не наблюдалось никого из французов.

– Тем более я вынужден просить рассчитаться скорее. Встречи со мной часто оканчиваются смертью моих недругов, кто же будет погашать ваши долги?

– Я всегда рассчитываюсь по долгам! По любым! – Кулак, столь же брутальный, как и голова владельца, ударил по столешнице; само собой, после небывалой ставки всякая игра прекратилась.

– В самом деле? И что за грубость, где же ваши манеры… – Нацепив на лицо самую ласковую улыбку, чтоб Генрих со своего места оценил, насколько учтиво обхожусь с шляхтичами в щекотливых ситуациях, добавляю шепотом: – Посему совершенно не уверен в вашем благородстве. Польское быдло всегда остается быдлом, сколько бы поколений благородных предков ни было зарыто в землю.

В ручище люблинского стражника что-то треснуло. Наверно, под его стальными пальцами сейчас захрустело бы и чугунное ядро.

– Где и когда я получу удовлетворение?

– В отхожем месте у своей правой руки! – мерзко пошутил Шико, вынырнувший из-за спины Сокульского. – Король запретил дуэли французов с поляками, ибо шляхта быстро закончится. Задир много, а умеющих фехтовать – увы… Его величество также предупредил, чтобы мы не болтались по ночам за пределами Вавеля.

– Но если вы все же сумеете, заложив последние штаны, рассчитаться за карточный долг, я приму королевское поручение, требующее прогулок по темным, подозрительным закоулкам – как раз такие предпочитают бродячие псы и польская шляхта.

На самом деле я относился к полякам очень даже неплохо, пытался обучить Чеховского всему, что знал сам в области медицины, хоть это едва было возможно без нормального оборудования и антибиотиков. Да и среди паньства много приличных людей. Честно сказать – даже поболее, чем во французской свите короля. Но мои ненавистники – это гнойный нарыв, а гнойники необходимо вырезать. И я вынужден довести их до белого каления, опустившись до примитивных оскорблений, совершенно меня не красящих.

Вот только наметился замкнутый круг. С каждым отправленным в лучший мир подданным Речи Посполитой увеличивалось число людей, намеревающихся поквитаться со мной. Я был далек от суицидальной готовности Эльжбеты, способной умереть самой или похоронить себя заживо в монастыре, лишь бы не допустить другие смерти. Но и устраивать бойню не по мне, да я и не питал иллюзию неуязвимости, на моем пути однажды непременно возникнет более искусный поединщик.

Правильней всего бежать во Францию. Но тогда надежда на встречу с дамой сердца умерла бы окончательно… Не говоря о призрачных шансах вмешательства в политику.

Мне нужно было найти решение в ближайшие недели. Или погибнуть.

В прошлой жизни я самонадеянно считал себя знатоком французской литературы Средневековья и эпохи Возрождения. Куда там! Теперь понял: в двадцать первом веке таких знатоков просто нет, потому что масса книг, увидевших свет до 1575 года, не уцелела за четыре с половиной столетия. А может, в этом мире, где не открыта Америка, больше литераторов?

Безжалостное ограбление картежников позволило, наконец, собрать мне достаточную сумму для скупки приличной библиотеки. Приобретать одну-две книги и отправлять их почтовой корреспонденцией я не мог по простейшей причине: в связи с отсутствием почты как таковой. Королевская почтовая служба испустила дух вскоре после кончины Сигизмунда II, наш Хенрик, что никого не удивило, пальцем о палец не стукнул, чтобы ее оживить. Сколько-нибудь регулярное сообщение сохранилось лишь с Венецией, но мне не нужно было ничего посылать в Венецию!

Поэтому все отправления перемещались по стране как в самое глухое время Средневековья, специально посланными гонцами либо оказией в виде купеческих отрядов или путешествующих дворян. Золото шляхты позволило мне снарядить двух вооруженных всадников для охраны сундука с книгами на отдельной повозке, приставив их к купеческому каравану; негоцианты не взяли с меня ни единого гроша, обрадовавшись усилению их микроскопической армии двумя саблями.

Подбор книг занял несколько дней. Часть купленных, по трезвому размышлению, я оставил в Кракове, не желая создавать превратного о себе впечатления слишком легкомысленными, по меркам этой эпохи, текстами.