Наруто Узумаки

— Разрешите представить вам Ваше превосходительство⁈ Это мой… Это — князь Александр Сергеевич Болоховский, про которого я вам рассказывал.

Мужик, вставший навстречу вошедшим в его кабинет Болоховским, был немного на Николая, который сейчас император, похож. Как-то был Кох на экскурсии в Эрмитаже и там был портрет Николая первого, который Палкин. Так вот, экскурсовод, как страшную тайну, сообщила группе, что рост императора составлял сто девяносто два сантиметра. Высокий и в будущем, а в те былинные времена, так просто монстр. А ещё запомнилось Виктору на портрете царя бакенбарды. Прикольные такие. Не как у Пушкина расхристанные и жиденькие, а аккуратно, двумя рыжими полосками, спускающимися к уголкам рта, где встречались с тоненькими подкрученными усами, тоже рыжими. И при рыжих волосах были яркие голубые глаза. Редкость должно быть. Вот и генерал в полной форме при куче орденов, вставший с кресла, чтобы приветствовать вошедших, был с такими бакенбардами аккуратными со щегольскими усиками, и рост имел за метр восемьдесят точно. Сашка со своими полутора метрами и зять с его метром шестьдесят пять где-нибудь, смотрелись представителями другой расы. Гномы. А ещё генерал был могуч, не дрищ какой, а монстр настоящий, с плечами под полтора метра. При виде его так и хочется явно в приветствии каблуками щёлкнуть.

— А, Николай Иванович, проходите, — генерал мотнул короткостриженой головой в сторону заваленного бумагами стола, — К инспекции готовлюсь. Император Николай Павлович прислать обещал. Слышали про бунт в Севастополе? То-то! Как бы и до нас холера не добралась. Говорят, в Москве уже есть случаи заболевших и в Нижнем. Ох, наказывает господь нас грешных.

Выйдя из-за стола, генерал остановился перед Сашкой.

— Вот ты какой, Александр Сергеич⁈ Да, не похож на отца. Тот… А ты знаешь, Саша, что князь Болоховский был мне лучшим другом. Вместе и под Аустерлицем вое… бежали, прости господи, чуть не утопли в том озере, и я ему помогал батарею переправлять, не хотел пушки французу бросать отец твой. А потом через два года в 1807 вместе в осаде Измаила участвовали. А уж в 1812 под командованием графа Петра Христиановича Витгенштейна вместе били француза под Смольной. Да! Ох и времена были. Боевые были времена-с. Потом ранили отца-то твоего и больше я его и не видел. Под Парижем при последнем штурме погиб, — генерал, смахнул набежавшую слезу. — Да! Ты садись, Александр. Сколь годков-то тебе?

Усадив обоих гостей, Александр Богданович Философов — командир Тульского оружейного завода грузно прошествовал сам по скрипучим половицам до своего огромного, явно под его фигуру изготовленного кресла и сел, поёрзав ещё для основательности.

— Шестнадцать исполнилось на днях, — Сашка думал — думал, да и бросил придуриваться. Всё, следствие больше не интересовалось им. Насколько он понял, всё свалили на управляющего Ивана Карловича, мол, отомстить решил грузинскому князя за то, что тот за ним с топором бегал, да и подлил яду братцу с сестрой. А после раскаялся и сам выпил, ну, а дворовый Трофим Александров увидел на столе господском недопитое вино и так как был пропойным, то и покусился на чужое себе на погибель. Так что изображать из себя Дауна больше не нужно. Мгновенное преображение тоже было бы подозрительным и две недели, что Санька провёл у сестры в доме он потихоньку прогресс показывал, теперь говорил почти нормально, чуть при этом кривился рот и некоторые согласные иногда не получались, так не останавливался Кох на достигнутом, кроме того чуть не каждый день к ним теперь заходил доктор Карл Христианович и так как кроме общей практики ещё и логопедом был, то подбрасывал Сашке разные упражнения и скороговорки, которые нужно было сотни раз в день повторять. На фоне этих посещений доктора прогресс был не удивительным, а ожидаемым. Надо отдать немцу должное, денег, как и обещал, он за посещение не брал, надеясь потом представить Александра в Москве перед научным сообществом, где намеревался диссертацию защитить.

— Показывал мне Николай Иванович диковинку эту — чертёж твой. Занятно. Я нашим мастерам показал, потом спросил мнение. Удивляются все. Нет ни у немцев, ни у французов таких чертежей. Уникум ты. А если Александр я тебе сейчас деталь дам от паровой машины в руки, то сможешь так же её изобразить?

Чего уж теперь, так попаданцы и палятся. Нет ещё аксонометрии, не придумали. Ну, даунам можно. Они как там их потом называть будут? То ли «Солнечные дети», то ли «поцелованные Солнцем». Солнечные? Это из-за дебильной улыбки? Или из-за того, что не могут понять, что они горе родителям. Вечно улыбающиеся. Нда. А с чертежами. Ну, как учили на черчении в танковом училище, так и нарисовал. Там черчение любимым предметом было, легко давалось. Как потом и «инженерная графика» и «детали машин».

— Попробую.

Видимо подготовился к экзамену командир Тульского оружейного, взял колокольчик бронзовый со стола и позвонил. Звонко и громко так, что Сашка сморщился, прямо по нервам ударил. Тут же дверь в кабинет распахнулась и на большой доске два прилично одетых господина внесли лист бумаги, а следом ещё один тоже во смокинге внёс деталь. Это был шатун. По большому ободу он сломался. Виден был чугун на сломе. Крупнозернистый. Металлургом Кох не был, но всё же понимал, что чем меньше зерно у чугуна, тем он прочнее.

— Карандаш и линейку…

— Конечно, Саша, — князь Болоховский кивнул головой и один из несунов достал из кармана два карандаша и деревянную линейку с несколькими плохо видимыми штрихами на ней. И потом ушёл и через минуту вернулся с деревянным транспортиром.

А ведь это засада. Сейчас нет миллиметров и сантиметров. Все в футах и дюймах. Виктор Германович соотношение примерно знал, но работать с этими единицами измерения не доводилось. Чего уж теперь, назвался груздем — съедят под водочку.

Событие сороковое

Я не знаю, чего я хочу, но я этого добьюсь.

Фредерик Бегбедер

Говорить — это одно, а чертить другое совсем действие. Мелкая моторика рук. Если нужно всё время распевать «Интернационал» чтобы губы, язык и прочие гортани научились шипящие согласные произносить и букву «Р», то с мелкой моторикой те же самые проблемы. Когда сознание Виктора Германовича вселилось в тушку Сашки — дурня, то он ложку мог только зажав в кулаке держать и ещё, и частенько её мимо рта проносил. Упражнения с камнями и