И все-таки в один прекрасный день меня понесло по стопам Геры Позова. Уж слишком его пример был заразителен, хотя и неподражаем.

Я решила поподражать Гере Позову, которого побаивалась даже наша бессменная директриса, стальная леди, заставлявшим всех буквально цепенеть, вжавшись в парты.

А чтобы поподражать, приобрела в магазине «Детский мир» черный игрушечный пистолет, стреляющий большими белыми шариками, и маску очаровательной свинки.

Изучив школьное расписание, я выбрала день, когда урок физкультуры в нашем классе, куда можно было не пойти без всяких неприятных последствий, сославшись на забытую форму, под чем по умолчанию подразумевались «трудные дни», такие трудные, что случались у некоторых девочек по нескольку раз в месяц, совпадал с уроком пения в каком-то младшем классе. Надев в туалете, располагавшемся как раз рядом с залом, где проходили уроки пения, мамины черные перчатки и маску и зарядив пистолет шариком, я, как в тумане, не помня себя от волнения, с бешено колотящемся сердцем и стучащей в висках кровью, поскреблась в дверь зала, ожидая, что кто-то из малышни ее откроет, после чего я торжественно ворвусь внутрь, как настоящий Робин Гуд.

Однако, к моему несчастью, дверь отворила сама учительница пения – невысокая, полная, рыхлая женщина лет сорока восьми. Быстро поставив ногу между дверью и косяком, я выбросила вперед руку и выстрелила…Учительница вскрикнула, я машинально отпрянула назад, и дверь захлопнулась.

Мне бы бежать сломя голову! Но я – из-за запредельного волнения – смогла только заскочить в туалет. И через минуту – я с ужасом услышала это – дверь зала снова отворилась, по паркету зацокали каблуки.

Прежде чем я успела что-то сообразить, Полина Сергеевна, похожая в этот момент не на учительницу, а на обычную домохозяйку, в меру испуганную, в меру хваткую, в меру воинственную, вошла в уборную.

Отбежав в конец помещения, я повернулась к ней лицом в маске и скрестила на груди руки в черных перчатках, наверное, чтобы не выдать дрожи.

– Сними маску, – сказала Полина Сергеевна. – Кто ты?

– Не сниму! Не ваше дело, – выкрикнула я грубо.

– Ах, так! Ну, тогда я заберу твой портфель, а потом и поговорим, – спокойно произнесла Полина Сергеевна и взяла мой портфель, который я оставила на подоконнике туалета у входа, когда еще только готовилась к операции. Взяла и унесла его.

И пришлось мне – застигнутому врасплох Робин Гуду – пойти за ней в зал, где третьеклассники, присмиревшие от соучастия во внештатной этой ситуации, так и ахнули при моем появлении.

– Свинушка!.. – произнес кто-то изумленным, сдавленно-восторженным голосом.

Чтобы поддержать этот настрой, я слегка помахала им свободной рукой. В другой руке я по-прежнему держала пистолет, не направляя его никуда конкретно. Раздался смешок, еще один и еще, и вот уже весь класс, кто упав на спинку стула, а кто вскочив, не просто хохотал, а грохотал хором, с живейшим интересом наблюдая за нашим с Полиной Сергеевной поединком.

Я требовала вернуть портфель. Она – снять маску и назвать фамилию. Наконец мне это надоело, и я, вся взвинченная, сорвала маску и выкрикнула:

– Вот вам! Кикнадзе моя фамилия! Довольны?

– Понятно… А ведь я помню тебя. Забирай свои причиндалы!

Портфель был перемещен с учительского стола на пол, и я, схватив его, как драгоценный трофей, круто развернулась и зашагала к выходу, не забыв на прощание помахать рукой просто воющей от восторга малышне.

Ну, разумеется, Полина Сергеевна помнила меня, ведь она преподавала у нас пение.

И вся ее вина передо мной заключалась только в том, что она не нравилась Вере и Ире.

Несмотря на то что мы уже давно раздружились с Верой и Ирой, эти две посерьезневшие, повзрослевшие девочки, случайно сталкиваясь со мной в школьном коридоре, иногда скупо рассказывали что-то о своем житье-бытье. Мне в такие минуты всегда хотелось поскорее сбежать, так как я испытывала чувство какой-то пустоты и вины за то, что дружу теперь не с ними, а с Ларисой, и совсем не интересуюсь их делами. Чувство вины порождало желание откупиться чем-то, что и вылилось в совпавшее с желанием поподражать Гере Позову решение «помочь».

Вере и Ире до коликов в печенках – что отражалось на их лицах, когда они об этом рассказывали, – не нравилась их новая классная руководительница Полина Сергеевна, сменившая прежнюю, обожаемую. Как я теперь понимаю, не нравилась она им только тем, что была пока новой.

Саморазоблачившись и вернув портфель, я неожиданно успокоилась и обрела решимость. И даже почувствовала некую удовлетворенность. И стала спокойно ждать продолжения, не страшась неприятностей и даже как будто предвкушая их. В душе я надеялась дать отпор любой силе, даже если это окажется пед совет.

Единственное, что было досадно, так это то, что не удалось подвести под монастырь Аппатиму, что изначально входило в мой план. Я заметила, что у Аппатимы тоже был «трудный» день, и она не пошла на физкультуру. И, по моим расчетам, хватившись искать таинственного Зорро, человека в маске, взрослые непременно стали бы подозревать тех, кто отсутствовал на уроках, а законно отсутствовать можно было только на физкультуре. И тогда наверняка подозрение пало бы на Аппатиму, слывшую куда более непредсказуемой и воинственной особой, нежели я.

Этот план я не считала мелкой и коварной местью, так как непрерывно раздражавшая меня, пытающаяся вывести из себя мелкими пакостями Аппатима накануне явно превысила чашу моего терпения: она попыталась дискредитировать меня перед Ларисой!

Я слышала собственными ушами, как Аппатима, выходившая из подъезда, приостановилась возле ожидавшей меня Ларисы и спросила у нее, как она может дружить с таким гнилым человеком, как я. Она попыталась раскрыть Ларисе глаза на всю мою гнилость, но та только иронично посмеивалась, возражая кратко и метко.

Я спустилась, Лариса подхватила меня под руку, и мы унеслись в несусветную даль. С Ларисой сплетничать было бесполезно, она не то что не понимала сплетен, она просто срывалась куда-нибудь, до того ей было скучно выслушивать все это.

Но Аппатима-то покусилась на святое!.. Нет, не будет ей больше спуску от принявшего озверин Леопольда!

В общем, так или иначе, сохраняя внешнее спокойствие, но с бурей, бушевавшей в душе, я ждала продолжения истории с маской и пистолетом в виде, как минимум, вызова к завучу или директору.

Но ничего такого не последовало.

И когда я, слегка смущенная и разочарованная, пришла через три дня на урок пения, который был у нас по расписанию, и села в сторонке, Полина Сергеевна и глазом не повела в мою сторону.

И тогда я принялась рисовать на нее карикатуры в альбоме для нот, а после урока, вырвав из него листы, на которых Полина Сергеевна была изображена в виде поющей и пританцовывающей свинки, положила их ей на стол, многозначительно присовокупив вполголоса: «Это – вам!» Меня так и распирало от растущей бесшабашности.