Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Преследовать неприятеля Цезарь не мог, кораблей не было, поэтому он направился в Рим. Было объявлено заседание сената, куда явились те, кто не успел либо не пожелал бежать вместе с Помпеем.
В своей речи к сенаторам Цезарь подчеркивал, что не хотел для себя никаких исключительных полномочий, а лишь в соответствии с законами и договоренностями с тем же Помпеем планировал добиваться консульства, а не диктатуры, которая де-факто была предоставлена сенатом Помпею. Он напомнил и об оскорблении и изгнании из Рима народных трибунов, а также и о том, что постоянно предлагал мирные переговоры.
Исходя из сложившейся ситуации, он предлагал сенату совместное правление, «но если они из страха будут уклоняться от этого, то он не станет им надоедать и самолично будет управлять государством». Вот так. Без обиняков.
И все же он предложил послать к Помпею переговорщиков, чтобы миром договориться о разделении власти, но никто не хотел ехать, потому что Помпей заявил перед отъездом, что того, кто останется в столице вместе с Цезарем, он будет считать своим врагом. Словом – «кто не с нами, тот против нас».
Убедившись, что сенаторы боятся Великого больше, чем его, он решил не терять даром времени и ехать в Испанию, где были сосредоточены основные воинские контингенты противника. Необходимо было обеспечить тылы, прежде чем преследовать Помпея, находившегося уже в Греции.
Решил он прихватить и государственную казну, хранившуюся в подземельях храма Сатурна, но ему в этом хотел помешать народный трибун Метелл, резонно аппелировавший к законам и пониманию того, что деньги государства собирались не для того, чтобы тратить их на междоусобную войну.
Цезарь на это сказал, по Плутарху, что «оружие и законы не уживаются друг с другом», и послал за людьми, чтобы взломать двери. Когда Метелл вновь попытался противодействовать, Цезарь посоветовал народному трибуну подорожить своей жизнью. «Знай, мальчишка, – сказал он, – что мне гораздо труднее сказать это, чем сделать».
Это изречение позже частенько будет повторять Нерон.
Итак, Цезарь присвоил пятнадцать тысяч слитков золота, тридцать тысяч слитков серебра и тридцать миллионов сестерциев звонкой монетой. Быть может, он считал их своими? Ведь за время Галльской войны он отправлял в казну немалые суммы. Но так или иначе у него теперь были деньги для войны с помпеянцами в Испании, куда он незамедлительно и отбыл.
Туда уже перебрался через Пиренеи из Нарбонской Галлии его легат Фабий с тремя легионами. Противник в Испании располагал семью легионами, но на счастье Цезаря они были рассредоточены: тремя командовал Луций Афраний в Ближней Испании, Марк Петрей находился в Дальней Испании с двумя легионами, а в Лузитании стоял тоже с двумя легионами Варрон.
На пути в Испанию Цезарю надо было пройти через Массилию (нынешний Марсель), но горожане закрывают перед ним ворота, заявив, что не намерены участвовать в распре, они лишь союзники Риму. И пока Помпей и Цезарь между собой не договорятся, а они оба одинаково массилийцами почитаемы, они не пропустят никого из соперников и будут соблюдать нейтралитет.
Это было, конечно, уловкой, потому что командовал обороной города злейший враг Цезаря Домиций Агенобарб. Он был, кстати, прапрадедом императора Нерона и о нем Светоний пишет, что «человек он был слабый духом, но грозного нрава». Он был назначен сенатом преемником Цезаря в Галлии, и на пути в Брундизий Цезарь осадил его в Корфинии; опасаясь плена, Агенобарб принял яд, но отрава оказалась слабой. Взяв Корфиний, Цезарь его помиловал и отпустил, взяв обещание, что тот не будет больше путаться у него под ногами, но Домиций вновь объявился в Массилии, куда привел боевые корабли.
Цезарь решил осадить город, но сделать это весьма трудно, если посмотреть на расположение Марселя. Для блокады необходим был флот, поэтому полководец приказал строить в Арле корабли, а сам попытался сделать то же, что и при осаде Аварика, но на сей раз эти попытки потерпели неудачу. Да и времени у него не было, надо было спешить в Испанию на помощь Фабию, который застрял где-то возле Илерды. Он поручает вести осаду Массилии как с суши, так и с моря, и едет в Испанию.
Он появился там летом сорок девятого года и сразу попал в очень скверную ситуацию, возникшую на сей раз по причине разгула стихии. Страшные проливные дожди принесли на реки большой паводок, что в тех краях не редкость и до сих пор, и построенные Цезарем мосты превратились просто в плавучий сор, добычу Океана. Войска оказались отрезанными от поставок продовольствия, что должны были идти из Галлии. Положение Цезаря было настолько критическим, что его враги праздновали уже победу.
Узнавшие об этом колебавшиеся сенаторы стали покидать Рим и уезжать к Помпею. Так же поступил и Цицерон. Он долго сомневался и никак не мог принять решения, на чью сторону встать, и говорил: «От кого бегу – знаю, а к кому – нет».
Однако Цезарь выстроил новые мосты и тем самым не только решил проблему снабжения своей армии, но и получил новые стратегические возможности для войны с Афранием и Петреем.
Ситуация меняется не в пользу противника еще и потому, что Цезарь сумел расположить в свою пользу местных князьков, ранее преданных Помпею, – щедрость и фортуна Цезаря завораживали всех. Кроме этого хитроумный полководец путем новых фортификационных работ попытался отрезать противника от снабжения, и помпеянцы сделали попытку уйти в другую область Испании. До спасительных гор, где конница Цезаря не смогла бы их настичь, оставалось каких-то пять миль, но стремительным марш-броском противник успел перекрыть путь к отступлению. У цезарианцев была настолько выигрышная позиция, что в случае сражения они без труда могли победить. Это видели все, даже рядовые, и они рвались в бой и требовали от полководца сигнала и команды.
«Но Цезарь стал надеяться достигнуть своей цели без сражения и без потерь, раз ему удалось отрезать противника от продовольствия: зачем же в счастливом бою терять кого-либо из своих? Зачем проливать кровь своих заслуженных солдат? Ведь задача полководца – побеждать столько же умом, сколько и мечом. Жалел он и своих сограждан, которых пришлось бы убивать; и он предпочел одержать победу так, чтобы они остались невредимыми…» Это цитата из «Записок о гражданской войне».
Поэтому вместо ожидаемого Афранием и Петреем губительного для них сражения Цезарь отошел от выгодной позиции и расположил свой лагерь рядом с лагерем противника.
Он знал, что делал. Когда полководцы противника стали сооружать заградительный вал, чтобы можно было беспрепятственно брать воду, и оба ушли из лагеря, солдаты стали ходить друг к другу в гости и брататься. Цезарь этому не препятствовал, а наоборот, поощрял. Его милосердие было высоко оценено солдатами соперника, и они легко поддавались агитации Цезаревых солдат, чтобы переметнуться к более щедрому и удачливому полководцу. А им, по большому счету, было все равно, на чьей стороне воевать. И они готовы были это сделать, но их беспокоила только лишь судьба своих военачальников Афрания и Петрея. Если Цезарь, говорили они, даст гарантию, что он их помилует, то они с превеликим удовольствием… Даже офицеры, а среди них и сын Афрания, склонны были встать под знамена Цезаревой фортуны.