Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот еще один пример: после 11 сентября 2001 г. возникли споры по поводу предложения построить мечеть рядом с тем местом в Нью-Йорке, где стояли башни-близнецы[200]. Те, кто выступал против, повторяли по сути одно и то же: мы построим мечеть в Граунд-Зиро только после того, как в Саудовской Аравии возведут синагогу! Отсюда вопрос: почему американский народ должен принимать решение, основываясь на том, что делает Саудовская Аравия, учитывая тамошнюю… скажем так, сомнительную репутацию в области прав человека? Когда речь идет о религиозной свободе, разве США не должны стремиться стать выше, чем Саудовская Аравия? Это был откровенно лицемерный аргумент, связывающий действия одной страны с действиями другой без веской причины. Любой родитель наверняка понимает эту стратегию: мы приказываем детям перестать смотреть телевизор, а они отвечают, что родители Мэдисон разрешают ей смотреть телевизор пятнадцать часов в день! Что ж, отвечаем мы, Мэдисон — кошмарная девочка, а ее родители так напились на школьном благотворительном вечере, что после его окончания пожарным пришлось нести их в такси. (На самом деле мы этого не говорим, хотя нам и хочется, а отвечаем коротко: «Ты не Мэдисон, а мы не ее родители».) «Кто-то сделал что-то плохое, поэтому нам тоже можно поступить плохо» — неубедительный аргумент с точки зрения этики.
Когда мы садимся в лужу и при этом пытаемся отвлечь внимание собеседника, упомянув не связанное с этим действие, мы упускаем из виду главное, а именно: мы облажались. Несмотря на фундаментальные различия, все философские теории, которые мы обсуждали, сходятся в точке «это так очевидно, что об этом не стоит и говорить»: каждый несет ответственность за свои действия. Они могут различаться в плане этических рассуждений при принятии решения, но ни одна не предполагает, что наши действия надо оценивать на основе поведения других людей, не имеющего ничего общего с нашим. Это очевидно, но в 2022 г. вокруг нас полно тех, кто пытается выйти сухим из воды, упомянув то, что не имеет ничего общего с предметом спора. И тут я задумываюсь о том, что сам прибегаю к стратегии «самдурачничества»: использую ураган, чтобы пристыдить парня, который просто хотел починить свою чертову машину.
Кто-нибудь здесь хочет за меня вступиться?Примеры, когда человека предавали публичному позору, известны минимум с библейских времен: людей привязывали к позорному столбу или стволу дерева и ритуально оскорбляли, кричали, щекотали[201] и т. д., чтобы наказать их за их грехи и, возможно, выпустить пар по-пуритански и отомстить. Позорные столбы вышли из моды в XXI в., но вернулись в новой форме: в социальных сетях «хейтят» тех, кто обладал хоть каплей славы, а затем делает что-то неприятное — и тут же оказывается на экранах всех устройств под громкое улюлюкание. Стоит отметить, что люди, которых часто травят, заслуживают этого: человек сказал или сделал что-то плохое, был разоблачен и теперь расплачивается за это. Здесь, без сомнения, есть общественное благо: плохиша вызывают на ковер за его ужасное поведение, причем так, как раньше было невозможно. На мой взгляд, от современной системы радикального изобличения больше пользы, чем вреда. Но здесь возникает более важный вопрос: всегда ли стыд — правильный или продуктивный способ достижения этического результата. Во-первых, когда людям стыдно, они могут не захотеть менять свое поведение, поэтому часто начинают еще больше защищаться, упираться, что приводит к эффекту, противоположному желаемому[202]. Мы хотим, чтобы они не только страдали от последствий своих поступков, но и изменили свое поведение в будущем. Но на это трудно отважиться, когда тебя публично избивают, как боксерскую грушу, и тебе хочется только отступать.
Еще в начале своей кампании я принял правильные решения: не называл публично имя владельца Saab и не публиковал фотографию его номерного знака. Я помню, что понимал необходимость не делать этого, и мой внутренний голос одержал маленькую победу (невозможно предположить, что бы почувствовал тот парень, если бы мы это сделали, но представляю, что это была бы гремучая смесь гнева и стыда, и я уверен, что это не помогло бы). Но я принял и неправильные решения. Рассмотрим историю с Saab через призму трех школ моральной философии.
Если хочется найти философское укрытие, лучше всего выбрать консеквенциализм. Я превратил мелкую царапину на бампере в акт массового перераспределения богатств в пользу нуждающихся; и какую бы печаль я ни причинил парню, пристыдив его, но сбором пожертвований я преумножил счастье, и оно компенсировало боль. Однако консеквенциалисту пришлось бы включить в расчеты и социальный ущерб от моих действий: теперь каждый должен жить в мире, где любая денежная операция может привести к публичному референдуму о ее важности. Не очень похоже на счастливое общество. Помните Стива, мастера по ремонту трансформаторов ESPN? Когда мы пытались рассчитать «добавочную» боль, причиняемую всеми, кто живет в мире, где, как известно, с ними может случиться то же, мы решили, что это не так уж и больно, поскольку большинство понимают, что никогда не окажутся в положении Стива и нет смысла бояться жить в таком мире. Но здесь все немного иначе. Большинство людей понимают, что в какой-то момент окажутся в ситуации, когда незначительный спор будет искажен и сорван из-за другой, более серьезной проблемы.