– Что?! – взревела я.

Коля тем временем изучал некий пластиковый предмет, по форме напоминающий видеокассету.

– Израильская, – сообщил он.

– А это ты откуда взял?

– Написано, – и ткнул пальцем.

Оказалось, что у Коли имеются даже некие познания в иностранных языках. И подрывных устройствах. Я, пожалуй, не сообразила бы, что прихватила из ячейки. Пришлось бы Аньке консультироваться у Вездеходова или у кого-то из своих бывших поклонников. Или мне у майора Петрова. Не знаю, правда, какой был бы конечный результат консультации.

К мине также прикладывался пульт дистанционного управления.

– Ты смотри, только не нажми на него! – закричала я, в самом деле испугавшись.

– А ты думаешь, так сразу и сработает? – удивился мальчишка, страшно заинтересовавшийся найденным добром – мина с пультом для него оказалась гораздо важнее денег. Наверное, у моего Вадика были бы такие же приоритеты.

Я, честно говоря, не представляла, как это устройство работает, и знать этого не желала, но Коля высказал предположение, что для того, чтобы мина среагировала на сигнал с пульта, с ней следует произвести какие-то манипуляции. Коля, конечно, хотел проверить ее действие.

– Только не в моей машине, – твердо сказала я.

– На вокзале попробую, – как само собой разумеющееся, заявил он.

– Ты что, сдурел? Там столько людей! И жить где будешь?

Коля задумался, потом уточнил, что «мой» хотел взорвать. Я ответила, что понятия не имею и вообще даже представить не могла, что в сумке мина.

– А он тебе только про деньги сказал?

Я кивнула, а сама задумалась о том, кого я сегодня подобрала на улице… Вернее, кто сам сел ко мне в машину. Что представляет собой Леша? И что будет с мамой, когда я привезу в дом еще и Колю? Ведь я в самом деле собралась везти его к себе. Не могу же я оставить мальчишку на вокзале, чтобы он там пострадал от бандитов?

И вообще куда я вляпалась?!

Надо было просто выкинуть Лешу из машины! Сразу же! Пока я его не узнала. Или потом спросить, куда его отвезти. Есть у него друзья или как? Или киллеры у нас – люди одинокие и нелюдимые?

Но во всем виновата Анька. Ей, видишь ли, захотелось увести Вездеходова из семьи. C этого все и началось. И Анька, как всегда, выбрала самый оригинальный способ из всех возможных, и в результате страдаю я.

Я дала задний ход, вновь выехала на проспект и направила машину к родному дому.

– Мы куда едем? – уточнил Коля, продолжая вертеть мину в руках.

– Ко мне. Я же сказала. И, послушай, убери ты эту гадость подальше. А вдруг нечаянно рванет, а? Коля, мне неспокойно. Убери ее, пожалуйста. Или лучше выкини.

– Зачем добру пропадать? – удивился малец. – Эта мина больших денег стоит. И ты подумай, что твой с тобой сделает, если ты без мины приедешь?

Я заметила, что его как раз, возможно, и хотели взорвать, а мне с сыном погибать не хочется. Коля ответил, что если бы хотели взорвать, то пульт не приложили бы, и я была вынуждена согласиться. Затем Коля спросил про моего сына. Я ответила. Коля, как и следовало ожидать, в школу никогда не ходил, но умел и читать, и считать. Считать его научила жизнь, как – он сам не помнит, а читать – один бомж, проживающий на вокзале, «из ученых», как сказал мальчишка.

Я поставила машину на стоянку, надеясь, что сегодня ночью мне никуда больше не придется ехать. Коля взял сумку, заявив, что он – мужчина и ее понесет, и мы тронулись в направлении парадного. Кухонное окно у меня горело. Я догадывалась, что мама еще не ложилась. Возможно, стоило купить для нее сердечные капли.

* * *

Как и следовало ожидать, разразился очередной скандал, разбудивший Вадика. Сын выскочил в пижаме в коридор, страшно удивился появлению Коли и стал выяснять, кто это такой. Бабушка, естественно, завела песню про мою склонность подбирать на улице дворняг, бомжей и бандитов. Я рыкнула на сына, чтобы ложился спать (но куда там, ляжет он теперь, пожалуй), на маму – чтобы прекратила воспитательные речи, все равно толку от них никакого нет. Колю я отправила в ванную, выдав ему свою пижаму.

Пока он мылся, урча от удовольствия (интересно, когда он вообще мылся последний раз?), я вручила маме бинты (чтобы ее чем-то занять и чтобы она не увидела деньги и мину, хотя подозреваю, она не догадалась бы, что за пластиковый предмет я принесла в дом), сунула баксы к себе в шкаф, а сумку, извлеченную из камеры хранения с миной внутри, понесла в комнату к Леше. Там и обнаружила, что он в сознании.

Он услышал, как я вошла (свет был погашен), и прошептал:

– Где я?

Я включила ночник и посмотрела на его лицо. У него явно был жар: меня он не узнавал и не помнил, как оказался в моей квартире.

– Все будет в порядке, – сказала я. – Спи. Поправляйся.

Леша закрыл глаза.

Сумку я закинула за диван, на котором он лежал, вытащила раскладушку, поставила у противоположной стены, застелила, отправилась за Колей, сказала, где он будет спать, и попросила меня разбудить, если его соседу по комнате станет плохо. Пусть уж пацан отрабатывает свой ночлег.

Но Коля еще был голоден.

На кухню мы отправились вчетвером, мне тоже хотелось есть, Вадик решил составить нам компанию, а мама заявила, что ей надо выпить рюмку водки, иначе она не заснет. Я подумала и сказала, что присоединюсь к ней. Коля высказал такое же желание. У мамы поползла вниз челюсть, и я опять подумала, что надо было купить сердечных капель, и побольше, но когда заходила в аптеку, я же еще не знала, что найду Колю.

В общем, мы поужинали и выпили (мама закатила глазки при виде того, как Коля влил в себя рюмку водки). За трапезой он развлекал маму с Вадиком историей своей бурной жизни. У Вадика горели глаза, а мама была на грани обморока. Я понимала, что сын завтра в школу точно не пойдет – и не только потому, что не спал ночью.

Наконец мы разошлись спать.

24 ноября, среда, утро

Не знаю, как встала утром. Если бы не похороны Максимова, дрыхла бы до часу дня. Позвонила Аньке, чтобы она заехала за мной и желательно купила по пути цветы, так как я не успеваю собраться.

Анька приехала, выпучила глаза на Колю, уже носившегося по квартире на пару с Вадиком, затем я ей продемонстрировала раненого Лешу, у которого был сильный жар.

– Чего делать? – спросила я Аньку, не сообщая при маме, что раньше была с ним знакома. – В больницу-то его нельзя. Врачи же ментам сразу про огнестрельное капнут. И как я буду объяснять его появление? Анька, думай. Ты же у меня сообразительная. Есть у тебя какой-нибудь врач, которому доверять можно?

Мама тут же завела свою любимую песню. Анька ее знала, так что только кивала, потом подругу озарила мысль, и она уверенной поступью отправилась к телефону, набрала какой-то номер, спросила Венечку, пококетничала с ним пару минут, обрисовала ему суть дела (в смысле, что за ранение, как себя чувствует подстреленный сейчас), затем продиктовала мой адрес, пояснив, что ее не будет, только мама подруги, чьим мужиком и является раненый. Я очень удивилась, узнав о том, что это уже мой мужик, но с комментариями не встревала, а Вадика с его вопросами отослала к тете Ане, по-моему, лучше владеющей ситуацией, чем я. Услышав мои слова, Анька скорчила рожу, но еще немного пококетничала с Венечкой, а когда повесила трубку, прямо заявила мне: