Его пальцы почти не прикасались к моей голове, однако исходившие вибрации ощущались намного сильнее. Они отдавали в шею, неприятно щекоча, точно кто-то водил по коже гусиным пером. Не выдержав, я рассмеялась. Из-за моей реакции Артур тут же отвел руки и с трудом сглотнул:

– Нет, не работает.

Виола через ноздри медленно вобрала воздух, собираясь с силами, и начала кричать на Станислава:

– Идиот! Ты нас всех подставил под удар своей беззаботностью.

Губы Стаса сомкнулись в тонкую линию, но во взгляде читалось облегчение. Я чувствовала себя крайне глупо. Вся ситуация казалась нелепой. Зачем они пытаются меня разыграть? Убедить, что они вампиры и Станислав неосмотрительно открыл мне тайну всей семьи?

– Слушайте, – я обратилась ко всем сразу, – заканчивайте. Я ни на минуту не поверю в эту байку о вампирах. Не знаю, что за игру вы здесь ведете, но давайте как-нибудь без меня. Скажите лучше, можно ли вызвать такси в эту глушь? Не хотите рассказывать, что произошло на самом деле, – не надо. Неважно уже.

Раздражение брало верх. Не хватало только, чтобы надо мной издевалась знаменитая школьная «пятерка». Если я новенькая – вовсе не значит, что глупая. Наверное, поставили в комнате скрытую камеру и примутся рассылать приятелям со словами: смотрите, какая дурочка – в вампиров поверила! Не на ту напали.

Наступила тишина. Семейка переглянулась в нерешительности, точно кому-то одному предстояло взять ответственность за произошедшее, и теперь эту ношу перебрасывали из рук в руки, как горячую картошку, в ожидании, у кого она окажется последней. Устав быть частью дешевого представления, я поднялась с софы. Никто не попытался меня остановить.

– Ладно. Как хотите, – обиженно проговорила я и, застегнув куртку, направилась к дверям, подозревая, что где-то за ними найдется и выход из особняка. Семейка Смирновых молчала. Дойдя до двери, я ждала, что та распахнется, как перед Виолой, но ничего подобного не произошло. На всякий случай я остановилась за метр от двери и помахала рукой над головой. Тщетно.

– Что ты делаешь? – бесцветно спросила Виола, наблюдая.

– Пытаюсь выйти. Где датчик расположен? Наверху?

– Какой датчик? – устало уточнила она.

– Который открывает дверь, конечно же. – Я посмотрела на нее, ухмыляясь.

– Ах, этот. – Виола возвела руку и махнула кистью от себя. Двери тут же с силой распахнулись и с грохотом столкнулись с ближайшей стеной. Звук был ярким, как удар грома.

– К вашим услугам.

Глава 4

Осложнения

Выйдя из зала, я попала в светлый коридор с высокими окнами, почти достающими до потолка, по одну сторону и масляными полотнами, украшающими стену, по другую. Картины невольно притягивали взгляд: все же я так хотела побывать внутри дома основателей Ксертони, и упускать возможность рассмотреть хотя бы те исторические предметы, что находились на виду, я не имею права. Как только я направилась в сторону полотен, двери в зал с треском захлопнулись, скрыв от моих глаз Виолу и братьев Смирновых.

Большинство картин представляли собой золотистые пейзажи с колосящимися полями. Наверное, до того, как Ксертонь стала полноценным городом, территорию использовали для возделывания земли, сажали пшеницу. По соседству с золотистыми пейзажами располагалось вытянутое ввысь изображение леса – пушистые сосновые верхушки и безмятежное голубое небо, по которому пролетала стая птиц. Что за пернатых изобразил художник, рассмотреть было невозможно: они летели высоко, оставаясь на картине лишь темными узнаваемыми силуэтами с раскинутыми в стороны крыльями. Отдаляясь, птицы напоминали небрежные чернильные галочки, какими я любила в школьных тестах отмечать правильные ответы.

После картин с безмятежной природой следовало более крупное полотно с лесорубами на опушке леса. На нем изображалось порядка пяти мужчин, если я никого не упустила: один топором рубил сосну, двое других, руководствуясь командами третьего, укладывали готовые бревна в запряженную черногривым конем телегу. Пятый выглядел значительно старше остальных из-за обильной бороды. Она доставала почти до ворота подпоясанного кафтана. Мужчина на картине выглядел уставшим. Художник изобразил его сидящим на пне с широко расставленными ногами, спина чуть подана вперед, локтями он опирался о колени. Все в позе мужчины говорило не только об усталости, но и о некоем сожалении, которое художник, должно быть, и пытался запечатлеть, придав персонажу выделяющиеся на фоне остальных черты.

Завороженная, я вглядывалась в лицо бородатого лесоруба, пытаясь разгадать причину его настроения, когда одна из дверей в зал отворилась и появился Станислав. Увидев меня, он улыбнулся и с облегчением произнес:

– Хорошо, что ты еще не ушла. Пришлось бы по лесу ловить.

– Зачем меня ловить, если можно просто позвонить?

– А у тебя с собой телефон?

Я тут же опустила руку в карман куртки и ничего не нашла.

– Должно быть, оставила на столе в кафе.

– Ты слишком часто теряешь телефон, – ответил Станислав и достал свой из заднего кармана джинсов, после чего пару раз нажал большим пальцем на экран. Вскоре телефон завибрировал, и Стас довольно кивнул. – Он у Каримова. Пойдем. Я отвезу тебя домой.

– Спроси его, пожалуйста, не звонил ли Костя. – Я отвернулась к картине и продолжила всматриваться в лицо лесоруба. Складывалось впечатление, что если простоять достаточно долго, изучая омраченное необъяснимой скорбью лицо, то мужчина обязательно откроет свою тайну внимательному зрителю. Истина скрывалась где-то внутри полотна и ускользала, а мне так хотелось ее постичь и желательно поскорее: вряд ли когда-нибудь еще представится шанс пересечь порог дома Смирновых.

– Нет, не звонил. У тебя нет ни пропущенных, ни сообщений. – Стас поравнялся со мной и вместо того, чтобы посмотреть на картину, изучал мое лицо, точно я представляла куда больший интерес, чем полотно, которое Смирнов видел каждый день.

– Нашла что-то интересное?

– Да, – начала я, решив поделиться. – Этот мужчина на картине, что его так расстроило?

– Почему ты думаешь, что он расстроен?

– Посмотри на позу. – Я поднесла руку к полотну поближе, чтобы точнее показать, о чем говорю. – Видишь, как он облокачивается о ноги и как опустил кисти рук вниз? Спина пусть и подана вперед, но плечи почти прижаты к ушам. Ему словно некомфортно.

Я обернулась к Станиславу и увидела, что он замер, пораженный моими словами. Брови приподнялись в удивлении, рот приоткрылся, а в уголках губ наметилась улыбка.

– Ты очень четко уловила позу, но упустила кое-что не менее важное на полотне.

Сделав пару шагов назад, я попробовала посмотреть на картину целиком. Этому трюку научила меня мама, когда мы на пару дней приезжали в Москву для подписания контракта с издательством и зашли в Пушкинский музей. Некоторые полотна из экспозиции были в длину, как вся