исключением пластика, военных и промышленных радиоактивных отходов и нескольких хорошо сделанных вещей, таких как лица на горе Рашмор[198]. Останутся следы нашего пребывания, и многие из них будут выглядеть бесполезными и неприглядными.

Промышленные выбросы, такие как выбросы от второй по величине угольной электростанции в США в округе Монро, принадлежащей компании DTE Energy, играют важную роль в изменении климата.

Гипотеза Вайсмана открывает путь к конструктивному мышлению. Как людям позволить природе восстановиться и при этом проложить самим себе дорогу вперед? Если видение Манхэттена, населенного лишь березами, облепихой, койотами и другими лесными созданиями, нас не успокаивает, способны ли мы нащупать баланс? Если не будет прикладываться достаточно усилий, направленных на достижение этой цели, даже то хорошее, что мы построили, разрушится: как это произошло с многовековыми храмовыми комплексами майя, вроде Чичен-Ица, и современными промышленными городами, например Чернобылем, – все покроется богатой растительностью и станет убежищем для птиц, насекомых и животных. Без нас. Природа накинет толстое одеяло естественной зелени почти на все, что мы создали. Не будет необходимости в слове «зеленый», не говоря уже о наших мыслях о нем. Этот цвет не будет олицетворять жизнь, он и будет жизнью. И как уже было миллиарды лет назад, возможно, напористый и мощный зеленый станет биоинженером и поможет планете снова стать здоровой.

Животворящий зеленый

В ходе эволюции человеческий глаз научился распознавать больше оттенков зеленого, чем любого другого цвета. Наложения в диапазонах длин волн, воспринимаемых тремя наборами светочувствительных колбочек в нашей сетчатке, плюс некоторая поддержка от их соседей, палочек, позволяет в полной мере видеть зеленый – от темного и угрюмого виридиана до элегантного бледного селадона, а также более теплые тона – от глубокого бронзово-зеленого до жизнерадостного шартреза. Способность различать детали в лиственной глуши, несомненно, являлась преимуществом для наших далеких предков-приматов, которые приобрели трихроматическое зрение более 30 миллионов лет назад. До красно-сине-зеленой триады они были дихроматами и могли видеть около миллиона цветов только по синей и зеленой осям. Трихроматы (большинство из нас) различают 10 миллионов цветов по трем осям – красной, синей и зеленой.

Какой смысл мы, люди, вкладываем во все оттенки зеленого? Не всегда их значение связано с листвой и природой, хотя в целом нарратив заводит нас именно туда. Например, в некоторых культурах зеленый цвет ассоциируется с удачей, но причина, по которой игорные столы в казино зеленые, более прозаична. Когда садовые игры (вроде крокета), популярные при дворе французских королей, перенесли в помещения и превратили в бильярд, цвет травы переместился за ними.

Можно было бы провести связь между зеленым цветом игорных столов и деньгами, но и это завело бы нас не туда: в данном случае связь с природой не прослеживается. Законы против роскоши, существовавшие в некоторых европейских странах, предписывали купцам и бизнесменам одеваться в лесисто-зеленые тона, оставляя красные и синие для знати. Связь между зеленым и торговой деятельностью, похоже, сохранилась до 1860-х годов; этот цвет был выбран в качестве цвета купюры доллара США. Бюро гравировки и печати США утверждает, что на нем остановились не только чтобы предотвратить подделку черно-белых фотографий, но и потому, что «зеленый психологически отождествлялся с сильным и стабильным правительственным кредитом»[199].

Эту нефритовую голову из Мексики, вероятно, носил в качестве кулона ацтекский дворянин или верховный жрец.

Непреходящее увлечение жадом[200], которое длится вот уже около пяти тысяч лет, придает этому цвету уникальную ценность в китайской культуре. Почитаемый за твердость, редкость, окрас и прозрачность, нефрит считался не просто драгоценным камнем. Резные украшения из жада были символами статуса и часто сопровождали людей вплоть до погребения. Как показало исследование обнаруженной в 1968 году гробницы принца Лю Шэна[201] и его жены, живших во II веке до нашей эры, очень богатых и очень влиятельных людей иногда хоронили в костюмах, сделанных из жадовых плиток и золотой проволоки или шелковой ленты, в надежде что зеленый камень цвета жизни сохранит плоть. Для создания такого наряда требовалось десять лет работы. В конце концов они были запрещены законом, поскольку слишком привлекали расхитителей гробниц.

Как и золото в других частях света, жад ассоциировался с набором добродетелей. Конфуцианство приписывало ему милосердие, скромность, мужество, справедливость и мудрость – атрибуты человека, достойного уважения. Жад настолько важен в китайской традиции, что играет уникальную роль в языке. Китайский иероглиф, обозначающий императора, почти идентичен иероглифу, обозначающему жад. Иероглиф «царство» – guó – помещает символ, имеющий значение «жад», в «четыре стены». Он же занимает главное место в написании названия Китая, Zhōngguó, что переводится как «срединное царство».

Китайское уважение к жаду породило одну из самых красивых керамических традиций. Считалось, что селадоновая глазурь на основе железа, обжигаемая в печи с пониженным содержанием кислорода, похожа на этот минерал, и возник целый язык зеленых оттенков – от землисто-оливковых изделий династии Хань (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.) до мягких, неземных сине-зеленых тонов керамики периода Южной Сун (1127–1279). Селадон также ценился и производился в Корее, Японии и Таиланде, причем в каждом регионе отличался уникальным сочетанием цветов, форм и узоров.

Жад также был важен для народов Центральной Америки – ольмеков, майя и ацтеков. Его зеленый цвет, связанный с природой, символизировал жизнь здесь и в загробном мире. Этот камень иногда ассоциируется с пантеоном маиса, основного продукта питания в Америке, но фигуры других божеств, таких как бог солнца Кинич Ахау, также вырезались из жада. Зеленый камешек или бусину клали в рот умершему, а иногда протирали лицо, чтобы запечатлеть душу до того, как она покинет тело. Поскольку жад ценился выше золота, правитель ацтеков Монтесума предложил испанскому колонизатору Эрнану Кортесу тайник с бусинами из него, сказав: «Эти драгоценные камни чалчиуитэ (на языке науатль означает «драгоценный камень цвета травы») должны быть отправлены твоему собственному императору, поскольку они имеют величайшую ценность и каждый из них стоит больше, чем золото того же объема»[202]. Однако европейцы оказались слишком зациклены на золоте, и Кортес отверг подарок. Его пренебрежение сохранилось в слове, обозначающем зеленый минерал, жад (jade), – оно происходит от испанского слова ijada со значением «чресла»: камень, столь драгоценный для ацтеков, испанцы больше ценили как потенциальное средство от болезней почек.

Он покоит меня на злачных пажитях…

Псалтирь 22:2

Зеленый, синий, черный, белый, серый и (реже) фиолетовый то и дело занимают место моего «самого любимого цвета», и каждый из них отправляет мысли далеко – и я не