делать, – вздохнул я, скидывая косуху. – Вырубаем тех, что в телогрейках, а быдлоту потом. О, а вот и Макс.

На возвышении остановилась знакомая мне белая «шестерка» и зеленая «Волга», а чуть погодя на берег спустился Макс с друзьями. Причем, помимо знакомых мне, скинов прибавилось. Макс, подойдя, кивнул мне и пожал руку Киру, которого тоже знал. Затем, повернувшись, злобно посмотрел на толпу. Те растерянно галдели, явно не ожидая, что у нас появится подмога.

– Э, чурка ебаная! – рявкнул Шаман, делая шаг вперед. – Ты, блядь, Чингиз, ты. Пиздуй сюда, сынок.

– Ты кого сынком назвал, пидор? – крикнул ему в ответ Чингиз. Рука татарина нырнула под куртку и вернулась с зажатым в ней ножом.

– О, смотрю, по беспределу будем, – широко улыбнулся Пауль, стоящий рядом со мной. Он отстегнул от пояса цепь и, частично намотав её на кулак, поманил ближайшего к нам гопаря рукой. – Иди сюда, петушара. Ща я те шпоры нахуй вырву.

Начался знакомый мне галдеж, когда обе стороны настраивают себя перед дракой, оскорбляя соперников. Скины дергались на месте от возбуждения, но ждали сигнала Шамана. Гопота, сидящая в кустах, тоже вылезла вперед, но вот уверенности на их лицах не было. Любому становилось понятно, что они забздели и готовы свалить. Кир тоже пританцовывал на месте, Балалай сурово сжимал в руке обломанный черенок от лопаты. Ирка скалилась и мотала головой. Каждый был готов сорваться вперед по команде. В итоге, когда крики стали громче, Шаман поднял руку и заорал:

– Гаси, блядь, чуркобесов!

– Гаси! – хором заорали остальные и бросились вперед. Чингиз и его толпа тоже побежала на нас, а потом началась драка.

Набрав скорость, я влетел в толпу с двух ног и сбил на землю одного мужика в тулупе. Но тот довольно резво поднялся, перехватил в другую руку арматуру и замахнулся на меня. Пригнувшись, я врезал кастетом ему в живот и отскочил в сторону. Как раз вовремя, потому что стальной прут вонзился в землю в том месте, где я только что был. Мужик скривился, когда ему сзади прилетела пиздюлина от Пауля, но сознание не потерял. Вместо этого он, зарычав, пригнулся и двинулся на меня.

Я без проблем ушел в сторону от его удара и, размахнувшись, врезал мужику по скуле. Тот, рухнув, как подкошенный, замычал и сплюнул на землю кровавый сгусток, после чего отрубился. Дважды я столкнулся с Максом и чудом уклонился от его ударов. Рассвирепевший Макс орудовал кулаками, как псих, не различая, кто перед ним: свой или чужой. Слева худой гопарь врезал Ирке по груди и, когда та упала, со всей силы ударил ногой по лицу. Он засмеялся, а потом осел на землю с разбитой башкой, потому что Кир был рядом. Ирка с трудом поднялась, сплюнула на песок белое с красным и, зарычав, налетела на другого гопаря. Повалив его, она принялась бить по его лицу кулаками, словно вымещая всю свою злобу, а когда соперник затих, отдышалась и помчалась за другим, как и я.

Шаман был прав. Друзья Чингиза, хоть и выглядели грозными, были слабыми, как дети. Они отлетали от каждого удара, а если я пропускал ответочку, то в глазах даже красные огни не зажигались. Сам Шаман выцепил в толпе Чингиза и закружился в схватке с ним. В руках татарина блестел нож, но скин был безоружен. Впрочем, Чингиза нож не спас. Он дважды секанул Шамана лезвием, однако скин, рассвирепев еще сильнее, выбил его из рук, после чего мощной пиздюлиной опрокинул татарина и навалился сверху, впечатывая землистую рожу в песок, как отбойный молоток.

Балалай сцепился с Аспидом, которого, похоже, не брали ни тумаки, ни черенок от лопаты. Аспид верещал и яростно царапался. Успешно, потому что лицо Олега пересекали набухшие кровью царапины. Пробиваясь к нему, я вырубил сзади еще одного дружка Чингиза, который повалил Готика на песок и пытался его задушить. Скин вскочил на ноги, коротко кивнул мне и, перехватив палку, набросился на другого врага.

– Сука! – рявкнул Олег, когда Аспид снова секанул ему по лицу.

– Гондон, – выдохнул тот и осел на землю, когда я врезал ему сбоку ногой, сбивая дыхалку. Олег, подскочив, приложился по роже, вышибая из Аспида не только дух, но и передние зубы.

– Жив, братка? – тяжело дыша, спросил я. Олег кивнул в сторону Аспида и поморщился.

– Как баба, сука, царапался. Все ебало подрал, говно, – шумно сглотнув, ответил он. – Спасибо, Мих.

– Сочтемся, – кивнул я и помчался дальше, развешивая пиздюлины налево и направо.

Драка продлилась еще пять минут. Первыми съебались гопари, побросав палки, ножи и арматурины, а за ними и те, кто мог ходить. В итоге на берегу осталась только наша компашка, скины и те, кто встать уже не мог. Включая Чингиза. Он лежал на песке, хрипел и стучал зубами, разбрасывая хлопья пены. Над ним стоял равнодушный Шаман, прижимая порезанную руку к груди.

– Припадочный, блядь, – ругнулся он и, сплюнув, пошел к своим. Вздохнув, я подошел к сидящему на песке Дим Димычу и протянул ему руку, помогая подняться.

– Живой? – спросил я. Димыч кивнул и, поморщившись, схватился за бок.

– Шакалы ебаные, – прохрипел он. – Почки отбили, нахуй.

– Давай помаленьку, братка. Не спеши. Пойдем к водичке, умоемся, – я закинул руку Дим Димыча на плечо и отвел его к лодке, где сидели наши. И лишь невозмутимый Леший мог похвастаться целым лицом.

Ирка постоянно щупала разбитую губу, а когда улыбалась, становилось видно, что у нее не хватает правого клыка. У Кира был сломан нос, и левая щека цветом напоминала сливу. Правая рука Балалая повисла плетью, а костяшки набухли и налились красным. Димыч охал и держался за ребра, а мне дважды секанули по спине ножом, чего я в драке попросту не заметил, разбили бровь и губу. В целом, потерь не было.

– Славная сеча, – удовлетворенно хмыкнул Шаман, подходя к нам. Он пожал руки каждому, а Иркину ладонь даже чмокнул, заставив её зардеться. – Ты, моя хорошая, настоящая валькирия.

– Ага, – ответил за Ирку Кир. – Ирка у нас такая. Пиздов всем пропишет за своих. Чо, Ириш, пойдем твой зубик искать, или ну его нахуй?

– Отъебись, – усмехнулась она и повернулась к Шаману. – Твои лысые целы?

– Целы. Чо им будет, – Шаман сплюнул на песок и улыбнулся мне. – Практика лишней не бывает. Если Чингиз снова полезет в залупу, звони Максу. Напомним еще раз.

– Если он выживет еще, – хмуро бросил я. Чингиз перестал дергаться, как умалишенный, и теперь просто лежал на песке, брошенный своими же.

– Похуй, – равнодушно ответил