такой встречи человек приступает к Богу в глубоком молчании сердца, не считая себя достойным даже произносить слова молитв в присутствии Того, Кто выше всех слов. Такая молчаливая и смиренная молитва ведет человека в таинственные глубины божественного созерцания:

…Истинно смиренный не посмеет и помолиться Богу, когда приступает к молитве, или счесть себя достойным молитвы, или просить чего — либо иного, и не знает, о чем молиться; но только молчит всеми своими помышлениями, ожидая одной милости и того изволения, которое изойдет о нем от лица достопоклоняемого Величия, когда преклоняет он лицо свое на землю, и внутреннее зрение сердца его вознесено к превознесенным вратам во Святое Святых, где Тот, Которого место — мрак[498], Кто ослепляет очи серафимов, чья добродетель побуждает легионы к ликостоянию их, Кто на все чины их изливает молчание, когда они ожидают, что таинства изольются из Невидимого в этом безвоздушном царстве, через безгласные движения, через бестелесные чувства, через вне — образное восприятие этой без — форменной Сущности и превосходящих их откровений — сила помыслов их слишком слаба, чтобы вынести волны таинств Его. Тогда он осмеливается только так говорить и молиться: «По воле Твоей, Господи, да будет со мною»[499].

Другим внутренним признаком смирения является смерть человека для мира: «Кто в сердце своем стяжал смирение, тот стал мертв для мира, а умерший для мира, стал мертв для страстей»[500]. Полное презрение к славе мира сего является признаком смирения, происходящего от духовной мудрости:

Откуда человек узнает, что он принял мудрость от Духа? — От самой мудрости, которая в сокровенности его и в чувствах учит его смиренным нравам… — Из чего узнает человек, что достиг смирения? — Из того, что находит для себя гнусным угождать миру своим общением с ним или словом; и в глазах его ненавистна слава мира сего[501].

Еще один внутренний признак смирения — пробуждение в человеке голоса совести, который учит его ни в чем не обвинять Бога и ближних, не возлагать вину на жизненные обстоятельства и не оправдывать самого себя. Человек, который прислушивается к голосу своей совести, достигнет духовного покоя и примирения с Богом:

Постоянные обличения совести есть признак смирения. Отсутствие их в каком бы то ни было действии есть признак ожесточения сердца: это указание на то, что человек привык оправдывать себя, обвиняя вместо себя своего ближнего, или — хуже того — сам премудрый Промысл Божий. Человек не может выйти из границ смирения, если он сначала не увидит себя невиновным, обвинив вместо себя события и случаи, которые были промыслительно уготованы для него Богом. Ибо когда, строго следуя совести, увидит он себя виновным в происшедшем, тогда узнает он, что состояние его есть глубокая степень смирения. Это явно из того, что он мирен и спокоен в неожиданностях, ибо остается он невозмутимым. Вот тот покой смирения, который есть плод зрелости. Кто вошел в это состояние, у того во всяком искушении покой будет больше, чем смущение[502].

Внутренний покой является характерным признаком смирения. Он выражается в отсутствии у человека страха перед жизненными обстоятельствами, в уверенности в Промысле Божием, защищающем его от всякого зла:

В смиренномудром никогда не бывает суетливости, торопливости, смущения, горячих и легких мыслей, но во всякое время пребывает он в покое. Если бы небо упало на землю, смиренномудрый не ужаснется. Не всякий безмолвник смиренномудр, но всякий смиренномудрый — безмолвник… Смиренномудрый на всякое время пребывает в покое, потому что нечему привести ум его в движение или в ужас. Как никто не может устрашить гору, так небоязнен и ум его[503].

Смиренный не боится несчастных случаев потому, что боится Бога: страх Божий вытесняет из его сердца всякий другой страх. Что такое страх Божий в понимании Исаака? Это благоговейный трепет перед Богом, боязнь оскорбить Его каким — либо греховным помыслом или действием. Смирение, согласно Исааку, может рождаться из страха Божия. Однако есть и другое смирение — то, что рождается из любви к Богу. Первое характеризуется сокрушением сердца, второе же — духовной радостью:

Бывает смирение от страха Божия, а бывает смирение из любви к Богу: иной смиряется из страха Божия, а другой — от радости. И смиренного из страха Божия сопровождают во всякое время скромность во всех членах, благочиние чувств и сокрушенное сердце, а смиренного от радости сопровождают великая простота и сердце бьющееся неудержимо[504].

Исаак сравнивает смирение с состоянием младенчества: смиренные ради Бога должны уподобляться младенцам в своей простоте и незлобии. Тема уподобления детям присутствует уже в проповеди Христа: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное»[505]. Толкователи антиохийской школы воспринимали эти слова как указание на необходимость для христианина быть смиренным и простосердечным[506]. Продолжая ту же тему, Исаак указывает на беззащитность детей, которая заставляет Бога проявлять особую заботу о них; таким же беззащитным должен быть смиренный:

Сказано: Господь хранит младенцев[507]. Младенец подходит к змее, берет ее за шею, и она не делает ему вреда. Нагим ходит младенец целую зиму, когда другие одеты и укрыты, и холод входит во все члены его, а он голый сидит в день холода, зимней стужи и мороза — и не заболевает. Ибо тело простоты его иным невидимым одеянием покрывает тот сокровенный Промысл, соблюдающий нежные члены его, чтобы не приблизился к ним от чего — либо вред… Сказано: Господь хранит младенцев, и не только этих малых телом, но и тех мудрых в мире, которые оставляют свое знание, опираются на ту вседовлеющую Премудрость, волей своей уподобляются младенцам…[508]

Таким образом, на смиренного простирается особый Промысл Божий, который окутывает человека, подобно одежде, укрывая его и защищая от всякой внешней опасности. Иначе говоря, смиренный вступает в особые отношения с Богом: отказываясь от естественных средств самозащиты, он возлагает всю свою надежду на Бога, «хранящего младенцев».

В немощи человеческой совершается сила Божия[509]. Когда человек сознает собственное бессилие и призывает на помощь Бога, он непременно получает эту помощь. Отсюда неразрывная связь между смирением и молитвой:

Блажен человек, который познает немощь свою, потому что знание это делается для него основанием, корнем и началом всякого доброго усовершенствования… Кто познает, что имеет нужду в Божией помощи, тот совершает много молитв. И в какой мере умножает их, в такой смиряется сердце его. Ибо всякий молящийся и просящий не может не смириться. Сердце