Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А-а-а! — кричал мужик на весь лес. — Менты поганые! Пыткой мучаете!
— Так тебе и надо! — подзуживала мать.
— Ну, все! — прикрикнул Андрюшка. — Вставайте!
— Ты, сына, руки освободи маме!
— В наручниках пойдете!
— Сдашь нас? — изумилась престарелая Бони. — В ментуру?
— Я ж тебя, Дрюня, воспитывал! — зажалился отец. — Мамка твоя выпивала, а я тебе молочко в магазине покупал!
— Во-во, — вспомнил Андрюшка. — Бабуля говорила, что вы меня грудного магазинным молоком вскармливали. Что у меня оттуда болезни все!
— Жива, падаль старая! — воскликнула мать.
— Надо было ее с дедом тогда!
Лицо милиционера Слизкина помрачнело.
— А ну, пошли!
— Да как же ты можешь!
— Христопродавец!
Здесь кавказец Абрек свой голос подал, клокочущий злобой и поражающий обилием обертонов.
Пойманные родители поднялись с земли русской и поковыляли в сторону цивилизации. Иногда Слизкин позволял Абреку раз-другой куснуть за мягкие места преступников, чему псина была чрезвычайно рада.
— Морозов ты! — причитала мать.
— Павлик! — вторил отец. — Пионер гребаный!
— Шагайте, шагайте! — не оскорблялся Андрюшка.
— Надо было тебя в шайке банной утопить во младенчестве!
— Я пыталась достать его гвоздем, — сообщила мамаша. — Когда он еще в утробе был! Живучий, сучонок! Сейчас бы и воспоминаний не осталось!.. Жаль, гвоздик короткий был!..
Так, обругивая Андрюшку, на чем свет стоит, они были явлены монинскому участковому, на лице которого выразился праздник Первого мая, особенно, когда из-под телогреек были извлечены иконки и крест батюшки.
— Ну, Слизкин! — жал рядовому руку участковый. — Ну, потряс! Ну, удивил!
— Абрека благодарить надо, — скромно ответствовал Андрюшка. — Я что, я при собаке!
— Да, молодец ты преогромный! Собаку-то ты воспитал!
Слизкина наградили денежной премией в размере десяти американских долларов и дали три дня отгулов, которые он провалялся дома, мучимый вопросом: похож ли он на современного Павлика Морозова?
Баба Нина рассказала, что Светофора в больницу увезли, в Москву.
— А что с ним?
— Гормон какой-то у него большой. Вот и растет парень без остановки. Вымахал за два двадцать!
«Чемпионом мог бы стать, — прикинул Слизкин. — В NBA играть, миллионы зарабатывать, а тут какой-то гормон…»
После отгулов, в рядовой день, он встретил Катьку, сильно беременную, и когда она призналась, что понесла от Светофора, Андрюшка еще раз подумал, что все в жизни связано, что каждый — часть каких-нибудь событий, или события — часть твоей жизни…
— Может, мне аборт сделать? — спросила Катя.
— На таком-то сроке? — пожал плечами Андрюшка.
— Или искусственные роды?
— А как же Светофор? Вдруг он умрет?.. Что ж, тогда о нем и памяти не останется?
— А я как же? Одна?
— Рожай! — смело предложил Слизкин. — Поможем! Общественность и все такое!
— Ты извини меня за то…
— За что? — Андрюшка сделал вид, что не помнит.
— Ну тогда, в раздевалке… Я еще сказала… Ну, что у тебя… яиц нет… Ты извини, я просто злая! Есть у тебя яйца…
«Какие же бабы дуры! — думал милиционер Слизкин, сидя на ступеньках поселкового отделения и лузгая семечки. — Дуры!!!»
Два часа назад ему вручили повестку в военкомат, и он точно знал, что не будет косить на здоровье, а исполнит священный долг каждого россиянина, охраняя покой таких дур, как Светофорова Катька.
На медкомиссии Слизкина неожиданно вызвал к себе военный комиссар.
— Знаю, что болен, — признался подполковник. — Знаю, что в армию не силком идешь, а по убеждению. А еще, парень, я ведаю, что ты с животными управляешься, как в цирке. Правда?
— Ну, конечно, не как в цирке, — скромно ответил призывник. — Так, кое-что…
— Поедешь в Москву, там тебе службу определят!
— С Абреком? — обрадовался Андрюшка.
— Кто такой?
— Да кобель мой! Абреком зовут! Выдающихся способностей служебный пес!
— Кобеля дома оставишь, — отказал подполковник.
— Да как же!..
— Приказ!
Слизкину выдали проездные деньги и конверт.
— Два дня на дорогу, явишься по адресу на конверте, туда же конверт и отдай! — отдал последнее распоряжение подполковник.
Были проводы, на которые пришла Катька на сносях и монинский участковый.
Бабка Нина щедро лила мужчинам водку, украдкой смахивала старушечьи слезы, а Катьку наставляла, чтобы, когда родит, тотчас младенца к груди приложила.
— Сейчас разрешают! А из сиськи он молозиво глотнет, в котором вся его будущая силушка.
— А почему «он»? — поинтересовалась Катька, которой трудно было на чем-нибудь сосредоточиться, кроме салата «оливье» с обилием в нем качественной колбасы.
— А вижу я тебя насквозь! — призналась бабка Нина.
— Понятно. Зачем я на ультразвук ходила?
Монинский участковый сказал тост, смысл которого заключался в том, чтобы Андрюшка служил от души и не посрамил чести сельской милиции!.. Перепил и спал прямо за домом в свекольной ботве.
А потом Слизкин ехал сутки в купейном вагоне в столицу нашей Родины Москву, обозревая по пути с верхней полки необъятную Россию, в которой, когда ненастный день — повеситься хочется, а лишь солнышко выйдет из-за православных туч, непонятная радость завладевает душой…
За пять долларов Слизкина провезли через всю столицу, доставив по указанному на конверте адресу к большому зданию.
— Пентагон! — объяснил таксист.
— Ага, — расплатился приезжий.
Он вошел через огромные двери, за которыми находилась пропускная система, через нее даже генералов прогоняли. Глупость, конечно! Офицеры звенели наградами и звездами, лишь на Слизкине магнитная рамка передохнула.
При нем вскрыли конверт, забрали паспорт, а потом его повели к лифтам два прапорщика.
— Да не сбегу я, — удивился Андрюшка.
— Так надо, — ответил один из прапоров.
Другой поинтересовался, почему Слизкин такой рыжий, на что он резонно ответил, что папа рыжим был. Гены.
— Так просто?
— А чего тут мудрствовать!
Его привезли на одиннадцатый этаж и провели по длиннющему коридору к кабинету 1152, возле которого сидели мужики совсем не призывного возраста.