Сурамутская металлическая машина смерти, пыталась раздавить своей «ногой» малый мех, стоя́щий на вооружении Имперской Гвардии.

Металл «младенца», зажатого на бетонному полу в безвыходном положении, трещал по швам.

Я видел, что ни на одном из механических исполинов уже не было щитов, но и помочь как-либо я был не в силах. Эфира в основном источнике было всё ещё катастрофично мало, а поглощение нейтрального эфира давалось с огромным трудом. На последнее сильно сказалось как полученное истощение, так и собственно откат от сдуру использованной способности основной специализации.

Что ни говори, а смотреть, как на моих глазах расплющивают живого человека, запертого в металлическом гробу, я не мог.

Перебираясь по стенке, я молил всех богов (кроме Каркхоса) о том, чтобы меня никто не заметил и тем более не попал шальной свинец.

Десять метров дались мне очень тяжко. Рухнув на колени я, сгорбившись над трупом парня, забрал у него неиспользованный комплект гранат.

В руках оказались две осколочно-наступательные, одна термитная и пара флешек (свето-шумовых).

Мертвец был одним из обороняющих ангар, оттого я был удивлён оснащением иностранцев.

Покосившись на искорёженную штурмовую винтовку, уже было хотел от неё избавиться, но в последний момент остановился и, сняв с неё ремень, с помощью имеющегося ножа, сделал себе два фрагмента ремня.

«Лишним не будет»

Ощутив мокрый нос я, смахнув рукавом выступившую кровь, интенсивно пополз в сторону красно-чёрного меха противника.

—Есть цель. Надо выполнить задачу,— подбадривая, тихо нашёптывал я сам себе.— Как я могу считать себя мужчиной, если я останусь в стороне,— продолжал я говорить себе под нос, смотря на бесперспективное противостояние двух великанов.

«Времени больше нет»,— сказал я сам себе, когда увидел, как Самурай, найдя в куче обломков свою катану, стал приближаться к пытающемуся подняться дружественному меху.

.

.

.

Две флешки взмыли в воздух. Одну я метнул высоко в центр ангара, чтобы мой героический поступок не оказался провальным, по причине слишком большого количества свидетелей. Вторая же, направилась в верхнюю часть механойда, туда, где находятся у него камеры.

Отвернувшись, я дождался срабатывания гранат, после чего наплевав на боль и собственное здоровья, влил весь накопленный эфир в усиление собственного тела и создал худосочный эфирный щит.

Волна блёкло-серого эфира обогнула моё тело, и я поспешил к застывшему Самураю.

Мои действия вызвали хаос в рядах воюющих. Послышались вопли и брань, от которой, в нормальной ситуации, я бы покрутил пальцем у виска и нарёк бы говорящую дочерью сапожника.

Всего несколько секунд мне хватило, чтобы оказаться у спины вражеского механойда. Провернуть тот же трюк, что и в прошлый раз, у меня не было и шанса — рядом отсутствовало подходящее укрепление.

Прыгать же, в условиях замкнутого пространства и неуверенности в сработке свето-шумового представления, я посчитал идиотизмом, оттого мой выбор пал на находящиеся в моих руках осколочные грены.

Помня о слабом месте почти всех встреченных мехов — коленное сочленение, закрепив ремнём, я расположил модифицированные «лимонки» у тыльных частей коленных сгибателей вражеского объекта.

На пальцах остались два кольца, когда в следующую секунду я уже прыгал в кучу мусора, где мог укрыться от разящих осколков.

.

.

.

Два громких взрыва поставили точку в стоячем положении Самурая.

Непреклонный Воин пал на колени. Силы взрыва, конечно, не хватило, чтобы оторвать металлические конечности, но оказалось достаточно, чтобы те не смогли нормально функционировать.

Обогнув мех, не задерживаясь, я сунул термитный заряд (гранату) в выемку, расположенную немногим выше грудных створок капсулы, после чего дал дёру.

А шут его знает, когда он в себя придёт. Ещё размажет своими граблями — манипуляторами.

Мне сейчас вообще чиха такого здоровяка хватит, чтобы получить премию Дарвина.

Пс-ш-ш-ш…

«Пошла жара…» — подумал я, слушая визг эмигранта.

Бах, Бах!

Неожиданно в щит попали несколько пуль, отчего от мест соприкосновения снарядов с энергическим «полем», стали расходиться круги, как на воде.

—Ну, не настолько же он стеклянный?!— ухмыльнулся я больше для собственной уверенности, после чего продолжил свою фразу несколько тише и обречённей.— Чтобы просто так разлететься от свинцовой пары,— пробубнил я уже совсем тихо, потому как жопная чуйка взвинтилась словно девственник, оставшийся в аварийно остановившейся кабине лифта, наедине с божественной мадам, облачённой в откровенный костюм развратной горничной.

Внутри образовался неприятный ком. Меня всего передёрнуло.

Осмотревшись, я заметил на лестнице ведущей на второй этаж, выпирающее крупнокалиберное дуло винтовки.

«Накаркал»,— единственное слово, что пришло в голову в этот жопный момент, как в то же мгновение, в щит врезалась тяжёлая «болванка», отчего меня словно пушинку, снесло и отправило в полёт.

Не в силах удержать стабильность эфирного покрова, последний (щит), отсалютовав мне на прощанье, пожелал долго жить и рассыпался предварительно громко хлопнув и придав мне дополнительного стимула попасть в список номинантов на небезызвестную упомянутую премию.

Меня знатно впечатало в стену. Показалось, что я даже оставил свою роспись на стене, в виде антропоморфной индивидуальной выемки — слепка.

Вися в метре над землёй, я скулил и изнывал от зубо-костедробящей боли. Не поднимая головы, у меня получилось лишь только водить глазами.

Удар оказался такой силы, что по значительной части стены, пошли молниеобразные, ломанные трещины, а она сама (стена) не желала меня выпускать из своих каменных объятий.

«Кости в труху»,— подумал я, как вдруг на моём лице проступила идиотская улыбка.

Приподняв голову, я смотрел смерти в дуло.

Невысокая, миловидная снайперша, что, выждав момент, лишила меня последних сил и здоровья, смотря в оптический прицел, чего-то выжидала, перед тем как отправить меня к праотцам.

«Чего медлишь сука?!»,— говорить я не мог, но зато был способен, превозмогая боль, улыбаться смерти в лицо.

БАХ!..

Подобно раскатам грома прозвучал оглушительный выстрел.

Крупнокалиберная пуля, попавшая в голову, превратила, некогда милую моську снайперши, в кровавый салат — винегрет (со свёклой).

От черепа осталась только неровная половинка, со свисающими с неё «соплями». Нижняя челюсть девушки отвисла, а язык вывалился и болтался.