Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Изидора, дай молоток, – потребовал он и улыбнулся уголком рта. – Больной ждёт, а обезболивающее кончилось. Вы ко мне?
– Нет, – мгновенно «выздоровел» я. – Просто зашёл… заполнить анкету.
– Сознательный гражданин – редкость в наше время. – Хирург подмигнул горгулии, забрал большой деревянный молоток и ушёл обратно в операционную.
– Эй, вы чего, Ирджи Брадзинский из полиции, передумали лечиться, что ли? А зачем же тогда отняли у меня столько времени?! Ходят тут всякие…
Когда я пулей вылетел из этого заведения, общее моё состояние можно было описать строкой из песни популярного барда, ставшего гимном нашей медицины: «Скажи ещё спасибо, что живой!» Я тормознул ближайшее такси, назвал адрес и, только когда меня высадили у высокого роскошного здания с белыми колоннами и претенциозными скульптурами голых чертей с крылышками, глянув на высокомерное лицо швейцара, «вовремя» вспомнил, что мой арендованный смокинг остался в участке.
– Задница архангелова, – тихо выругался я, понимая, что смотаться за ним уже не успею, и так уже опоздал минут на десять. Пришлось молча оправить свой запылённый полицейский китель и, сдвинув плечом швейцара, шагнуть навстречу судьбе.
Нетерпеливо покусывающая губу Эльвира ждала меня в роскошном фойе. Она была просто восхитительна в длинном красном платье с серебристой паутиной на плечах и чёрных туфлях на высоком каблуке.
– Наконец-то, – прорычала она сквозь зубы, цапнула меня за рукав и потащила в главную залу. – Почему ты не в смокинге? Мы же договаривались.
– Извини. Костюм остался в участке, я не успел переодеться.
Мы взбежали на второй этаж по изящной мраморной лестнице, а потом по коридору, богато украшенному картинами и скульптурами. Прошли вперёд, утопая едва ли не по щиколотку в чудесном старинном ковре, перед нами распахнулись резные двери красного дерева и…
Дьявол, какое нищее убожество встретило нас внутри!
Обшарпанные потолки, вздувшийся, а местами и просто выломанный паркет, обрывки обоев на стенах и затхлый запах сто лет непроветриваемого помещения, где тем не менее важно прогуливался весь бомонд Мокрых Псов. Черти и чертовки, разнаряженные с ног до головы, отдельная делегация гномов-финансистов, даже здесь не выпускающая из рук навороченные планшетники, и две представительницы крупнейших горгульих диаспор. Последние, правда, сидели на подоконниках, трясли золотыми украшениями и плевали во все стороны, но в остальном вели себя прилично.
В центре зала на трёх табуретках стояла огромная сковорода, наполненная той самой шмаэльей. Аромат казался невероятным! Толстенный горбоносый чёрт в несвежем поварском колпаке помешивал рис с морскими гадами обычной совковой лопатой. Заметив меня, он дёрнулся, побледнел, оставил лопату и начал пятиться. Я не привык, чтобы на полицейскую форму реагировали таким образом. По крайней мере, честные черти редко бледнеют при встрече со стражем законопорядка. Просто честных чертей у нас мало, мелкие грешки есть почти у каждого…
Но Эльвира вновь потащила меня куда-то в сторону, к длинным столам с шестью бочками, где разливали традиционные шишпанские вина. Мне понравился кисловатый «Сервантез». А она, продегустировав всё, остановилась на «Хойе», сказав, что ей очень понравился его кроваво-терпкий вкус.
– Милый, возьми мне ещё две кружки этого чудесного вина. А я схожу за шмаэльей, – перекрикивая хихикающую толпу, бросила моя любимая.
Я вновь повернулся к винному сомелье, сделал заказ и, пока жгучий испанец нацеживал вино из дубовых бочек, вежливо спросил:
– А что, у вас всегда так весело?
– Сам удивляюсь, сеньор, – честно ответил молодой чёрт, сверкая белыми зубами. – Вообще-то по программе сегодня шмаэлья и вино, а после ужина пламенко. И первое, и второе, и третье не считаются смешным у нас на родине.
Я недоверчиво обернулся. Гости за моей спиной торопливо ели руками знаменитую шмаэлью из дешёвых пластмассовых тарелочек, глупо хихикая, смеясь, а кое-где и нагло гогоча, словно полные психи. Идущая мне навстречу Эльвира с двумя тарелками в руках дожёвывала на ходу морского таракана, так что усики креветки торчали у неё из уголка рта, и счастливо улыбалась.
– Какой-то массовый психоз, – осторожно пробормотал шишпанец, протягивая мне две полные кружки. – А что, у вас принято на официальных мероприятиях хохотать без причины?
– Обычно нет, – пробормотал я, совершенно не представляя, как можно есть шмаэлью вилкой, одновременно удерживая в руках тарелку и кружку с вином…
Эльвира решила данный вопрос просто. Она поставила тарелку с порцией шмаэльи поверх моей кружки, нагнувшись, отхлебнула из своей, и предложила:
– Милый, давай есть по очереди.
И, прежде чем я успел хоть что-то ответить, принялась быстро пихать в рот традиционное шишпанское блюдо. Представьте себе мой ужас, когда, не съев и половины порции, она вдруг села прямо на пол и громко захохотала, запрокинув голову.
– Что с тобой? Что происходит? Ты в порядке?!
Эльвира не отвечала ни на какие вопросы. Её взгляд стал стеклянным, из горла вылетал только глупый хохот, а тело тряслось так, словно её било электрическим током.
– Надеюсь, вы ещё не подали заявление? – участливо обратился ко мне сомелье. – На вашем месте, сеньор, я бы не спешил венчаться. Вашей девушке явно нужен хороший врач и тихая клиника. Года на два…
– Не только ей одной, – нервно пробормотал я, глядя на окружающих.
Хохотали, визжали, хихикали, смеялись и пританцовывали практически все. Я вернул кружки шишпанцу и достал из кармана сотовый.
– Алло, шеф? Поднимайте всё отделение, пришлите «скорую», врачей и как можно больше опытных санитаров. У нас тут массовый психоз в «Гранд-отеле»!
Приблизительно через час, когда всех гостей развезли белые машины с чёрными крестами, вызванный с выходного Чмунк проводил опрос свидетелей, а я успел задержать сбегающего через окно повара. Вы же помните, он с самого начала повёл себя подозрительно.
Допрос преступника вёл сам комиссар Базиликус, который приехал сразу же, как только услышал о шмаэлье. Флевретти, как всегда, остался «охранять» участок. После того случая с задержанием страхового инспектора капрал быстро опомнился, ещё более разленился, и вытащить его на задание мог только комиссар, да и то за шиворот!
Мы расположились на кухне, за столом для прислуги. Обстановка здесь осталась с имперских времён, когда всё делали на совесть. Но и такая мебель не могла выдержать ста лет эксплуатации и была изъедена могильными жучками, ножки шатались, краска обсыпалась. Тем не менее для ведения протокола допроса длинный обеденный стол вполне подходил, если придерживать его коленями.
– Что такое вы подложили в еду, сеньор Эспиноза?
– Эспиноза Мадридос дель Кастаньедос! – важно поправил толстяк, гордо вскидывая подбородок.
– Я учту это, – делая пометку в блокноте, сообщил комиссар. – А вы учтите, что мы взяли достаточное количество вина и шмаэльи для проведения экспертизы. Так что отговорки и ложь вам не помогут.