привык, что некоторые пациенты скрывают свою личность.

— К нему самому, — ответил я.

— Проходите, — кивнув, консьерж уткнулся в журнал.

— Благодарю.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, я заглянул в приёмную. Там было пусто. Как и ожидалось, ведь мне было известно от чура, что секретаря у Вьюжина нет. Наверное, тоже в целях конфиденциальности. Интересно, какие же у него пациенты? Сплошь аристократы?

Взглянув на часы, я понял, что прибыл как раз во время перерыва. Отлично!

Подойдя к двери, стучать не стал. Просто открыл и тут же увидел психотерапевта, который стоял у окна, насыпая в кружку кофе из банки. Он обернулся и удивлённо приподнял брови.

— Прошу прощения, вы, наверное, ошиблись, — проговорил он. — Здесь кабинет психотерапевта.

— Знаю, — ответил я, входя и закрывая за собой дверь. — Мне как раз нужны вы, Александр Григорьевич.

Чуть подумав, психотерапевт положил ложечку на блюдце и направился ко мне.

— Мы с вами уже общались?

— Нет. Но мне вас рекомендовали.

Вьюжин развёл руками.

— Боюсь, я принимаю только по записи. Сейчас у меня небольшой перерыв, но скоро придёт пациент. Давайте договоримся о встрече в другой день. Если хотите, я посмотрю график.

— Будьте так любезны.

Вьюжин направился к столу и склонился над ним, открыв ежедневник. Я тоже подошёл.

— Простите, что вторгся вот так, без звонка.

— О, ничего страшного, — качнул он головой, не поднимая глаз. — Вы меня нисколько не обременили. Вот есть окошко на послезавтра в…

Я вонзил ему в шею иглу шприца и немедленно ввёл тщательно отмеренную дозу снотворного. Психотерапевт только ойкнуть успел и покачнуться. Я не дал ему рухнуть на пол — усадил в кресло на колёсиках. Снадобье будет действовать минимум сорок минут. Этого должно хватить, чтобы побеседовать с Евгенией Шмидт.

— Василиса!

Фамильяр материализовался на столе.

— И что ты с ним собираешься делать? — облизнулась лягушка, плотоядно уставившись на Вьюжина.

— Подбери слюни, — велел я строго. — Это не для тебя.

— Какое разочарование. Ты всё время обещаешь меня покормить, но держишь впроголодь. Я мне нужно качаться. Это и в твоих интересах, между прочим!

— Знаю. Ты об этом всё время напоминаешь.

— И не просто так!

— Давай сейчас не будем, а! У меня мало времени.

— Ладно, — сварливо буркнула Василиса. — Чего надо-то?

— Бери этого субчика в Карман, перетащи к нему домой и там оставь. И смотри, чтобы не помер!

— Ну, класс! Я тебе теперь ещё и таксист, что ли⁈

— Ты давай не ерепенься! — отчеканил я строго. — Сказал же: времени мало.

— Не так это быстро, как тебе кажется. Он наверняка загнётся, пока будет в Кармане.

— Я об этом подумал, — с этими словами я вытащил из своего Кармана большой целлофановый мешок на молнии для упаковки шуб на лето и баллон сжатого воздуха.

— Ха! — поразилась Василиса. — Неплохо! В принципе, может сработать. Ладно, давай его паковать.

Спустя несколько минут психотерапевт отправился в подпространство, и фамильяр исчез. А ещё через несколько секунд раздался стук в дверь.

— Да-да, входите! — отозвался я.

В кабинет заглянул рослый охранник.

— Привет, док, — кивнул он. — Не против, если я осмотрюсь?

— Чувствуйте себя свободно.

— Спасибо.

Он вошёл и сразу же направился в ванную. Убедившись, что там никого нет, бросил взгляд за штору, посмотрел под столом и кивнул мне.

— Всё в порядке.

Как только он вышел, порог переступила Евгения Шмидт. На ней была золотая маска.

— Добрый день, Александр Григорьевич, — проговорила она.

— Моё почтение, госпожа Шмидт. Прошу, садитесь.

Девушка опустилась в кресло, а я устроился перед ней, прихватив блокнот Вьюжина.

— Консьерж сказал, у вас посетитель, — проговорила Евгения.

Я приподнял брови.

— У меня?

— Ну, да. Здесь есть второй выход?

— Нет, конечно. Иначе об этом знала бы ваша охрана, верно?

Девушка пожала плечами.

— Наверное, ошибся.

— Скорее всего. Он уже не молод.

— Это точно, — Евгения нервно поправила складки на юбке. Её глаза в прорезях маски выжидающе уставились на меня. — Начнём?

— Разумеется, — я включил режим тишины, чтобы никто не мог нас услышать. Разговор предстоял самый конфиденциальный из всех, что велись в этой комнате. — Давайте поговорим о вашем отце.

Девушка усмехнулась.

— Мы только о нём в последнее время и разговариваем.

— Не просто так. Он возложил на вас обязанности, совершенно не подходящие дочери аристократа.

— Это не новость, — снова пожала плечами Евгения.

— Нет, конечно. Как и то, что ваш отец не ценит то, что вы делаете для семьи и клана. Но я хочу спросить вот, о чём. Вы вините его за то, что с вами случилось?

Евгения застыла, не сводя с меня взгляда.

— Виню ли я его за то, что моё лицо навсегда изуродовано? — медленно переспросила она изменившимся тоном. — Вы же знаете, что…

— Нет, не за это, — покачал я головой.

— Тогда что вы имеете в виду, Александр Григорьевич?

— Я спрашиваю, держите ли вы на него обиду за то, что он ничего не сделал, чтобы наказать виновного.

Моя собеседница вздрогнула, как от удара. Похоже, я угадал больное место.

— Вы это о ком? — после паузы осторожно спросила она.

— Сами скажите. Но я ни за что не поверю, будто у вас имелся доступ к Красной ртути, и вы были настолько неосторожны, что плеснули её себе в лицо.

Евгения вскинула подбородок.

— Не думаю, Александр Григорьевич, что такие вещи должны становиться достоянием…

— Кого бы то ни было, кроме вашей семьи?

— Именно!

— Но я должен знать правду, чтобы продвинуться. Иначе толку от наших встреч не будет. Вы же это понимаете?

Девушка сникла. Плечи её опустились, спина расслабилась. Она удручённо покачала головой.

— Что ж, я рассчитываю на конфиденциальность, — проговорила она спустя несколько секунд.

— Само собой. Всё, что вы здесь скажете, останется между нами.

Я поймал пристальный взгляд Евгении.

— Хорошо, — кивнула она. — Вы правы. Конечно, у меня не было чёртовой ртути! Откуда? Это, — она показала на свою золотую маску, — сделал мой брат! Надеюсь, ад существует, и он сейчас горит в нём!

Ого! Так вот,