Я шла к рынку, в надежде купить остатки шелка, и в поиске людей, продающих стекло — нужно понять его редкость, цену и качество. В мясных рядах услышала знакомый голос, и обернулась на него. Человек Марала продавал на мясном рынке кроме мяса, жеребенка — тот явно хромал. Я подальше обошла его сзади, и удостоверилась, что это кобыла. Маленькая хромая кобылка, которая идет на мясо, чтобы не отдать породу в чужие руки. Либо его человек совершил ошибку, выведя ее сюда живой, либо, постоянно продают на мясо живым весом.

Я подозвала парнишку лет шестнадцати, и мы с ним сели на лавку, за стеной сарая.

— Видишь, продают жеребенка на мясо, сходи и спроси — сколько стоит. Только не говори, что тебя просила женщина. Видя его нежелание, я решила не скупиться, и мотивировать по-крупному, — с меня суал, если купишь мне этого жеребенка.

— Можешь мясом купить, зачем тебе на ногах, на ногах берут на кухню Тирэсу, чтоб мясо свежим было. — парень явно заподозрил во мне «лепилу».

— Я хочу увезти ее в деревню, надо свежее мясо моей старой матери, она не может соленое, а эту я на телеге увижу живой, и там зарежу. Дала ему семь суалов, и сказала, что все, что останется после покупки, может оставить себе. Этот вариант сработал.

Он привел сильно хромающую кобылку за сарай, и я попросила идти за мной. Старалась идти чуть дальше, не привлекать внимания, что мы вместе. В сарае он привязал жеребенка, и ушел. А мы, с моей племенной красоткой, которая будет приносить нам, хоть и не чистокровных, но все равно, очень выносливых лошадей, остались обе в выигрыше. Вязать ее с нашими, купленными у Марала, было опасно — они могли быть кровными. Марал следил за родством внутри своей конюшни. А хромота — даже если не решится полностью, девочка будет просто домашней красоткой.

Севар удивился моей покупке, но выслушав, загорелся идеей. Он провозился с жеребенком несколько часов, и пришел к тому, что это перелом. Мы зафиксировали ногу, и стреножили остальные три так, что встать она пока не могла. Но надежда на то, что девочка будет здоровой все же была.

Мы пробыли в Сорисе почти десять дней. В седло Бора я не пустила. Двое его людей уехали вперед, один к нам домой, успокоить Исту, что все хорошо, и задержка всего лишь из-за хорошей торговли, и ожидания лошадей. А второй должен был забрать наших лошадей на том берегу Среднего моря, взять одну телегу для Бора и жеребенка, и ждать нас прямо на берегу.

Мы собрались, Бора несли на самодельных носилках, а Фрейя, наша черная, как ночь, будущая лошадка, названная мною в честь скандинавской богини плодородия, любви и красоты, ехала на плечах Севара. На двух телегах мы доехали до Среднего моря, и дождались пустой лапах. Дружина дорого заплатили за перевозку лошадей, но после всего, что произошло хотелось быстрее попасть домой.

На другом берегу мы уложили Бора и Фрэйю в телегу, накрыли, разложили сумки и тюки по лошадям.

— Ну так что, седлаем твоего нового коня? — Драс, видимо всегда был задирой, но сейчас я больше не воспринимала его уколы как желание унизить. Мне было не страшно, когда он рядом. Таких друзей в моем прошлом мире просто не стало. Вообще. Как вид.

В Уклам мы въехали в метель, которая началась в середине пути. На ночь ветер затихал, но с утра он начинался с еще большей силой, словно, отдохнув, набирался уверенности. Я начала дорогу на своей спокойной лошадке, что была для хозяйства, а с половины пути пересела на Хаса, так звали моего красавца.

Иста бежала к телеге, не увидев Бора среди наездников, она сразу поняла, что что-то не так. Он встретил ее улыбкой, и осторожно, сам встал с телеги. Она увела его домой, и забыла про всех остальных до ночи, пока не уложила его силой спать, и не удостоверилась, что он храпит, не горячий, повязка не кровит. Он слушался ее как мальчик, видимо, решил подыграть ей сегодня, когда она была так напугана.

Мы завели лошадей, и мужчины остались разместить их на ночь, разгрузить тюки. Фрейю мы занесли в дом, на радость Юте. Она сразу указала на свою комнату, и принесла соломы на пол, чтобы ей было удобно.

Когда все вошли в дом, и начали готовить еду, было сильно за полночь.

— Сири, ты не можешь ходить в таком платье! — Иста только увидела, что подол был чуть ниже колена. На ногах у меня были чулки и валенки. Подол как раз был по границе обуви.

Я сняла валенки, переобулась в валяные калоши. Подошла к Исте, обняла ее.

— Могу, Иста, и теперь, когда будешь шить мне платья, можешь мерить длину по этому. Я скучала по тебе. Как у вас дела?

— Нет, это не хорошо, у тебя торчат ноги, и тебе будет дуть, — Иста не сдавалась, отодвинулась от меня, поставила кулачки на талию, и хотела продолжить нравоучения, но передо мной вышел Севар, и строго велел всех кормить.

Я принесла тюки с шелком, нитки, уложила все в своей комнате, и решила прямо с утра взяться за брюки. До свиданья, платья. И пусть хоть один мне скажет слово о морали или ногах. Женщина должна быть здоровой, больше она вам ничего не должна.

Мы сели за стол, и сегодняшний ужин был спокойным и теплым. Все становилось на свои места. Завтра все эти люди разъедутся, и мы заживем прежней размеренной жизнью.

Юта утром рассказала, что дела пошли быстрее, девушки начали отдавать вещи очень аккуратные и чисто провязанные. Но шерсти осталось мало, и надо срочно закупать ее.

Я привезла домой почти две тысячи суалов. Траты на покупки и проживание были малы. И сейчас, когда мы посчитали оставшиеся у нас деньги, мы поняли, что действуем правильно. Тысяча восемьсот суалов были достаточно большим мешком. Мы везли их рассовав по разным углам сумок и мешков, даже под Фрейей лежали деньги. Было много вооруженных мужчин с нами, но лучше перестраховаться. Потратила на покупки и проживание триста с небольшим, Хоть и не купила того, что планировала, сейчас их можно пустить в оборот, а еще отдать вязальщицам за работу, потому что платить мотками нужно было заканчивать.

Юта с Севаром отправились на лошади по соседним деревням, искать шерсть, а та, что осталась — у меня были на нее планы. Летнина более нежная и легкая, чем зимнина. Овец стричь начнут не раньше, чем, через тридцать дней, но на пуховики надо использовать эту. Сделаем пока только для себя, остальное пустим на носки — они быстрее окупаются. А ближе к осени нашьем таких на продажу, снова из летней шерсти. Зимняя пойдет на носки и свитеры, женские куртки с пуговицами, пальто, гамаши — пора принести в этот мир полноценные колготы с верхом.

Я отрезала все платья сантиметров на пять ниже колена, хотя Иста негодовала, я делала вид, что не замечаю ее. Мне не удобно путаться в этом балахоне, и собирать по улице снег, потом ходить с мокрой и грязной юбкой.

Дружина сначала смотрела на работу строителей, а потом и сами не устояли, скинули шубы, и присоединились. Вечером Севар затопил баню, и повел ораву по три человека мыться. Нам велели не ходить к реке, потому что мужики вываливались из бани прямо в сугробы. Хохотали там так, что Бор тоже решил пойти к ним, но Иста сказала, что только если она пойдет с ним. Он уныло присел, и начал резать мясо для запекания — жена нашла работу его здоровым рукам.