Выйдя, уселся за стол, вытащил чистый лист бумаги и стал писать, диктуя:

– Я, Матвей Игнатьев, заявляю, что дал в долг на выкуп из плена (слово «рабство» я решил не писать. Одно дело пленная, другое – рабыня!) Вере Круз две тысячи… – Тут я обернулся к бугру: – Сергеич, а как здешняя валюта называется? Кредиты они везде кредиты, чем они от федеральных отличаются?

– Номиналом, – серьезно ответил бригадир. – Пиши – местные кредиты.

– Ага. Так, две тысячи местных кредитов. Срок долга и время выплаты определяет Вера Круз по мере возможности. Деньги дадены без ростовых обязательств. Так, а число какое? – Вот как-то не интересовался я этим ни разу.

– Гринвича хрен его знает. Тут день чуть длиннее. И местный – сегодня двенадцатый день второго месяца. Сорок пятого года от начала ссыльного времени.

– Угу. – Я вписал все это в бумагу.

Вообще-то в жизни всего две бумаги написал от руки. Первой было заявление о приеме на службу, второй – то, что я с материалами дела ознакомлен и с приговором согласен. Еще бы мне не согласиться: пусть ссылка, но не пожизненное в тюрьме из старого рудовоза на задворках Галактики.

– Так, Вера, распишись здесь. – Не верящая своим глазам девушка подошла и черкнула свою подпись. – Сергеич, сколько свидетелей нужно, чтобы бумага приняла официальную силу?

– Меня одного хватит. Щас печать принесу. – Сергеич протопал в свой закуток в бараке и приволок небольшой сундучок и свою кожаную папку с бумагами. Вытащил из него печать, губку с чернилами, и вскоре моя писанина стала вполне официальным документом.

– Так, Вера, распишись здесь. Будешь помощницей повара и получать пятнадцать кредитов в месяц. – Сергеич протянул ей лист договора. – Ты вообще кто по специальности?

– Врач-нейрохирург, специалист по установке нейросетей. Но здесь именно это бесполезно.

Вера расписалась, но Сергеич не торопился убирать лист бумаги со стола.

– А кроме нейросетей ты что-нибудь еще знаешь?

Совершенно нелишний вопрос. Слишком специфично все сейчас.

– Знаю, – кивнула девушка. – Я же не из Метрополии, у нас в секторе врачей учат сначала общему курсу, а только потом по специализации. Опыта у меня практически нет, но по крайней мере фельдшером смогу. А вообще диагностика и хирургия, но как без современных инструментов и оборудования вести практику – не представляю. Вообще-то мне записали в имплантаты пару курсов из древних, конца двадцатого – начала двадцать первого века медицинских институтов, но там одна теория, и мне нужно минимум год, чтобы изучить записанное.

– Тогда распишись еще здесь. – Сергеич снова накарябал пару строк и протянул девушке листок. – Еще пятьдесят в месяц как фельдшер. И, Вера, ты не торопись, приедем в Звонкий, поговорим с нашим главврачом. Ну, нашей больнички. Если договоритесь, то община возьмет на себя твой долг Матвею.

Девушка внезапно вновь заревела, спрятав лицо в руках. А я сидел как истукан и понимал, что вроде как сделал неплохое дело.

– Ну, Матвей, топай, проверь баню, Вера первая пойдет. Марк, ты пока ужин готовь. – Бугор подсел к девушке и обнял ее за плечи. – Ты, дочка, если хочешь – поплачь. Женская слеза любое горе смоет. И здесь ты в безопасности, мои парни – ребята отличные. Правда, и кобели хорошие, но тут уже от твоего согласия все зависит.

– Спасибо вам. – Шмыгнув носом, Вера вытерла лицо рукавом шинели, окончательно размазав по лицу сажу и грязь. – Спасибо огромное. Но на сексуальные свершения меня, наверное, еще долго тянуть не будет, слава богу, что срок действия контрацептива заканчивается через полгода. Точно от тех уродов не залечу.

– Это твое право и проблемы наших парней, – усмехнулся бригадир. – Иди. Мойся. Учти, это не душевая комната, осторожнее там. Не ошпарься и кипяток на себя не опрокинь с непривычки. А про людоловов забудь. Теперь ты вольная женщина, тебя обижать – себе дороже. За обиду свободной женщине и повесить могут.

– А где можно мой рюкзак просмотреть, а то эти… – тут она с ненавистью мотнула головой в сторону, куда ушли людоловы, – все перерыли, а потом просто все спрессовали.

– Пошли, я покажу тебе твой угол. – Марк засунул за пояс свою поварешку и повел девушку в барак.

А я спросил, задумчиво глядя в ту же сторону, куда недавно глядела Вера.

– А вот интересно, если я сейчас их выслежу и вырежу, это как? Ну или перестреляю, по крайней мере? Очень уж охота, если честно.

На самом деле, руки просто чешутся поотстрелять им причиндалы, да и головы.

– Это плохо. Матвей, мы стараемся жить по хоть плохонькому, но закону. Эти – наши. Нигде не написано, что запрещается ловить женщин. – Бугор положил на стол немалые кулаки. – Я их сам терпеть не могу, но просто так стрелять своих нельзя. Если уверен в себе – в следующий раз спровоцируй перестрелку, словом можно любого завести, сам знаешь. Но если ты сделаешь это в моей бригаде без моего разрешения – я тебя уволю.

Бугор полез в карман и достал кисет с табаком и трубку. Как я обратил внимание, здесь в ходу древние, натуральные наркотики. Причем высочайшего качества.

– Меня другое интересует. Кто засунул в выживальщики молоденькую горожанку? Она же явно в лесу всерьез впервые оказалась. – Сергеич пыхнул дымом, образовав в воздухе колечко. С удовольствием поглядел на него и затянулся вновь. – Тут что-то неладное было, мутное. Впрочем, теперь этого не исправить.

Вера тем временем вышла из барака со свертком в руках и, провожаемая Марком, пошла к бане. Под взглядами исчезла внутри, а Марк подошел к нам.

– Так, Матвей, Федор. Пойдемте со мной, нужно девчонке угол отгородить. Хоть переодеться спокойно сможет, чтобы вы ей под подол не заглядывали. Вставайте, вставайте, бездельники. Виктор, мы старый брезент возьмем со склада?

– Берите, – кивнул бугор. – Но парни сами справятся, ты давай ужин организовывай. И так весь график коту под хвост.

Герда приподняла голову и осмотрелась, выискивая кота. Убедившись, что кошек поблизости нет, она опять завалилась около стола.

Из бани вышла совсем другая девушка. Чистенькая, свежая, в чистой одежде, с чалмой из полотенца на голове. И, похоже, хоть чуть-чуть, но полегче на душе ей стало.

– Ну вот, умница-красавица, – довольно поднял большой палец Марк.

Указал ей на место за столом, усадил. Поставил перед Верой глубокую миску с ухой. Роскошная уха, кстати, густая, светлая. Из осетра, сазана и пары судачков. Небольших относительно, килограммов по шесть. Конечно, сегодня ее всю съесть проблематично, но она завтра холодцом застынет и на утро на ура пойдет. Тем более что Марк собирается блины жарить и паштетом из рыбы с отварным рисом их начинит. Ох и любит мужик готовить, да еще у него к этому и руки правильно приделаны, и талантом Господь не обделил.

Также на столе стояли свежие пресные лепешки, чашка с солеными грибами, зеленой грудой лежал лук. Кроме того, посредине стола стояла большая чашка с отварной картошкой.