Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А если это уже сделано и ничему не помогло? – спросила Варя, вдруг поднимая голову и спокойно до наглости смотря на полковника.
Стронич опять почтительно наклонился и щелкнул шпорами.
– Какой же совет вы мне еще подадите? – спросила она насмешливо.
Свинцовые глаза полковника так же пристально взглянули на нее.
– Очевидно, делали вы «не так» и «не то», что вам подобает.
Одному человеку нужен кусок хлеба – просто кусок хлеба, – другому пирожное-с, а третьему уже пирожное на зеленой тарелке, четвертому, чтобы тарелка была непременно с золотым ободком, а пятому, чтобы эта тарелка стояла на столе, покрытом, например, лиловой скатертью-с. И так далее и так далее. Чем сложнее человеку удовлетворить свой голод, тем меньше и реже он ест. А представьте себе человека, который может пить только птичье молоко в бокале из лунного света, а остальная пища ему в горло не лезет-с. Что тогда-с? Он есть перестанет, с голоду иссохнет, а люди скажут: «Вот-то воздержанный человек! Мы-то, не воздержанные, едим где попало и что попало, а он никогда кусочка хлеба не отломит».
Но будут ли правы люди-с?
Варя молчала, внимательно слушая Стронича.
– Теперь-с, я позволю себе предположить, что человек часто вовсе не поставлен в таковое безвыходное положение, а только ему не хватает лиловой скатерти или даже только зеленой тарелки-с.
Варя выпрямилась.
– А что, если человеку нужен просто кусок хлеба, но определенный, данный кусок. Поймите: данный, от четвертого каравая, левая горбушка, и другого не надо! Даже точно такая горбушка от другого каравая не нужна! – вдруг заговорила она почти с отчаянием, вытягивая сцепленные руки.
– Раз эта горбушка существует – достать ее. Плохо, когда того, чего ищешь, на свете нет.
Варя опять откинулась на спинку кресла и спокойно сказала:
– Достать ее невозможно.
Наступило молчание.
Они сидели друг против друга спокойно: она полулежа в кресле, он прямо, навытяжку. – Из залы доносились звуки виолончели, сменившие пение.
– Позвольте мне, Варвара Анисимовна, подать-с вам еще совет-с, это уже последний, более я ими утруждать вас не буду-с, – опять щелкнул он шпорами.
Вы изволили сказать: «невозможно». Если данная вещь существует, то ее можно-с всегда достать, только надо-с ни перед чем не останавливаться, а до конца-с дойти. Попробуйте-с дойти до конца, а не останавливаться между…
Полковник не договорил, в гостиную вошла Клавдия Андреевна, она запыхалась.
– Наконец-то я тебя нашла! Право, Варвара, ты меня изводишь! Авдаков ищет тебя…
– Какой Авдаков? – удивленно спросила Варя.
– Да тот присяжный поверенный, которого я тебе представила. Игнатий Васильевич, что вы ее отсюда не прогнали – вечно в углы забивается. Варвара, не зли ты меня! Протанцуй ты хоть кадриль с Авдаковым, – умоляюще закончила она.
– Хорошо, хорошо, тетя, не волнуйтесь, я сейчас пойду.
– Игнатий Васильевич, проводи ее в залу и сдай Авдакову, а то она еще домой уедет.
И Клавдия Андреевна ринулась из гостиной.
Стронич предложил руку Варе и повел ее в зал.
Проходя через «пунцовую» гостиную, Варя спросила резко.
– Где не надо останавливаться?
– Между добром и злом.
Она посмотрела на него с удивлением.
Лицо его, обращенное к ней в профиль, было по-прежнему деревянным, и глаза глядели в пространство по-прежнему пристально и неподвижно.
* * *
Эмилия Ивановна Мюллер жила в одном из переулков, прилегающих к Знаменской и Надеждинской улицам. Она занимала квартиру в нижнем этаже с входом из-под ворот.
Эта квартирка из трех комнаток, собственно, была и жилищем, и конторою г-жи Мюллер, но она имела еще две огромных, роскошно обставленных, квартиры: одну на Петербургской стороне, другую – в 10-й роте Измайловского полка. Квартиры эти были наняты – одна на имя племянницы, а другая на имя подруги, но эти особы состояли при этих квартирах только в качестве экономок.
Эмилия Ивановна аккуратно инспектировала эти квартиры раза три в неделю, а иногда и чаще, но с трех до шести она всегда сидела дома, в эти часы отлучиться было невозможно. Постоянные звонки по телефону и деловые визиты. Вот и сегодня Эмилия Ивановна совсем сбилась с ног.
Целая масса лиц перебывала у нее, и телефон звонил непрерывно.
Только в половине седьмого, сняв корсет, тугой и высокий, она облачилась в ситцевый капот и велела подавать обедать.
Эмилия Ивановна была прямая, сухощавая особа, лет за сорок, с жидкими пепельно-белокурыми волосами. Она имела вид самый «благородно-приличный», не то инспектрисы гимназии, не то смотрительницы детского приюта.
Едва Эмилия Ивановна принялась за суп, как в передней раздался громкий звонок.
– Скажи, что я больше не принимай, если это незнакомый, – сказала она прислуге.
Но прислуга, вернувшись, объявила, что посетитель не уходит и самовольно прошел в гостиную.
Эмилия Ивановна накинула шаль и с видом гордого достоинства отправилась в гостиную.
Гостиная была небольшая комната с мебелью в ослепительно-белых чехлах, с массой цветов у окон и олеографиями по стенам.
Все эти олеографии имели сюжеты самые трогательные и невинные. На одной дети хоронили мертвую птичку, на другой изображался день рождения школьного учителя и т. д.
Теперь гостиная была слабо освещена стенной лампочкой.
– С кем я имею честь? – спросила она, вглядываясь в лицо молодого человека, который повернулся к ней. Его лицо показалось ей знакомым, и она немного приветливей, но все с таким же достоинством сказала: – Чем могу служить… Кажется, уже имела удовольствие видать вас?
– Да, вы меня видели. Я пришел к вам за справкой.
Молодой человек говорил нервно, комкая в руках фуражку.
– Какого рода справку вам угодно, мой милый? – прищурилась Эмилия Ивановна.
Несмотря на элегантное серое пальто иностранного покроя, она сразу определила положение своего посетителя.
«Шофер из хорошего дома, цирковый акробат или профессионал какого-нибудь спорта», – решила она, садясь и небрежно сделав знак гостю тоже садиться.
– Я хочу знать… Хочу знать… кто та особа… – он крикнул это нервно и даже топнул ногой.
Эмилия Ивановна прищурила глаза и внушительно заметила:
– Будьте добры не кричать! Вы не с русской бабой разговариваете, и я совсем не понимай, о какой даме вы говорите.
– Ах, да что… ну неужели вы не помните? Вы подошли ко мне на бегах сами… я вас раньше и в глаза не видел! Вы подошли и стали уверять, что в меня влюбилась какая-то аристократка, и дали свой адрес. Я вот здесь, в этой комнате сидел… пришел я так, из любопытства, а теперь… Потом вы вошли и дали мне адрес в Измайловский полк и велели спросить там г-жу Петрову – да что