Женщина почувствовала легкое разочарование, когда они остановились перед коттеджем. Разочарование, но одновременно и веселье.

— У меня лицо замерзло, — сообщила она Ною, когда он заглушил мотор.

— По крайней мере, вы улыбаетесь.

— В самом деле? — София дотронулась руками до щек. — Ничего не чувствую.

— Зато я отлично это вижу. Улыбка очень вам идет.

— Не хотите ли зайти?

Она ожидала, что он ответит ей отказом, точно так же как Тине, но Ной, к ее удивлению, ответил:

— Спасибо. С удовольствием.

Когда они стряхивал снег с ботинок, София сообщила:

— Вы ей нравитесь.

— Кому?

— Тине. И не говорите, что ничего не замечаете.

София провела гостя в прихожую и показала, куда можно поставить обувь.

— Я-то считал, что не пропущу оказываемого мне внимания. Как бы то ни было, она не в моем вкусе.

София была очень рада слышать эти слова.

— Я едва помню себя в ее возрасте.

— Ее отец — старик Соки Кэлловей, — пояснил Ной. — Он играл в хоккейной команде в Лейк-Плэсид в 1980 году.

Команда, завоевавшая тогда олимпийское золото. Команда мечты.

— Не стоит называть его стариком, — запротестовала София. — Я отчетливо помню, как смотрела в тот год Олимпийские игры, едва не подпрыгивая на месте от восторга. Тина, должно быть, превосходно катается на коньках.

— Да. У вас огонь еле теплится, — заявил он, явно не желая больше говорить о Тине. — Сейчас разожгу посильнее.

Женщина стояла рядом и наблюдала за его действиями, с удивлением отмечая, что испытанное ею ранее чувство лишь усилилось. Ошибки здесь быть не могло. Она была возбуждена.

«Хорошо, — сказала себе София, — дыши глубже».

Она замерла на месте, ожидая, когда невесть откуда взявшееся ощущение пройдет, как, к примеру, приступ тошноты или головокружение. Глядя на Ноя, она понимала, что ее восхищение им лишь увеличивается. В комнате и без того было тепло, но он все же подбросил в печь большое полено и осторожно подул на угли, чтобы воскресить к жизни язычки пламени, которые с радостью принялись лизать бока полена.

София почувствовала, что кожа ее горит, как в лихорадке. Лицо ее, еще несколько мгновений назад замерзшее, сейчас раскраснелось, а веки отяжелели. По телу разлилась приятная истома, не имеющая никакого отношения к побочным эффектам смены часовых поясов.

София попыталась призвать на помощь здравый смысл. В самом деле, как же нужно поглупеть, чтобы испытывать влечение к совершенно незнакомому человеку, каким бы привлекательным он ни был? Ну разжег парень огонь в ее печи, и что из этого? Не срывать же теперь с него одежду и не набрасываться на него с поцелуями!

Но София испытывала желание именно так и поступить.

Когда языки пламени полностью поглотили полено, Ной выпрямился и повернулся к женщине лицом.

— На некоторое время хватит, — сообщил он.

София не дала себе времени подумать, проанализировать свои действия. Вместо этого она подошла к Ною, схватила его за свитер, привлекла к себе и прижалась губами к его губам в бесстыдном провокационном поцелуе.

У него был именно такой вкус, как она хотела, слегка сладковатый и не имеющий названия. От Ноя пахло морозным воздухом, лесом и немного выхлопными газами, и София находила эту комбинацию необычайно сексуальной. Она растворилась в ощущении его рта, кожи, покрытой легкой щетиной, и щекочущих щеки волос.

Ной целовал ее алчно, даже не стараясь скрыть своего желания. Осознавал ли он, какое возбуждающее действие оказывает на нее его вожделение? Это было сравнимо с тем, как если бы он поднес горящую спичку к разлитой луже керосина. Руки Ноя исследовали изгибы тела Софии, выискивая самый простой способ вызволить ее из плена одежды. Женщина подумала об этом с восторгом.

Не прошло и тридцати секунд после того, как она накинулась на него с поцелуем, как она оказалась стоящей на плетеном коврике у огня, облаченная лишь в шелковые трусики и комбинацию.

До сих пор ни один из них не произнес ни слова. Посмотрев Ною в лицо, София встретила такое глубокое понимание и родство, что слова были излишни. По многим причинам то, что они собирались сделать, могло быть расценено как очень плохая идея, но тем не менее сейчас все казалось абсолютно правильным и естественным. Возможно, желание быть с Ноем являлось следствием посттравматического синдрома. Или, лучше сказать, помутнения рассудка?

Как бы то ни было, Софии не хотелось ни о чем говорить, особенно сейчас, когда ситуацию еще можно было взять под контроль.

— Мне очень жаль, — сказала она.

— Нет, — возразил Ной, — не смей ни о чем сожалеть.

Одной рукой он стянул через голову свою красную футболку, явив взору Софии обнаженный мускулистый торс, заросший волосами, линия которых, постепенно сужаясь, устремлялась вниз к ремню его брюк. Его выцветшие джинсы низко сидели на бедрах, и верхняя пуговица уже была расстегнута. София задохнулась от неожиданности.

— Тебе нужно уйти. Пожалуйста, — с трудом произнесла она.

— Ты же хочешь, чтобы я остался.

Для человека, с которым она познакомилась совсем недавно, он на удивление хорошо ее знал.

— Это желание пройдет, я уверена.

— А почему ты хочешь, чтобы оно прошло? — Ной вынул что-то из кармана. — И между прочим, у меня есть защита.

София не могла забеременеть, потому что после рождения Макса ей перевязали маточные трубы, но она не стала сообщать об этом Ною, решив, что информации и так более чем достаточно.

— Иметь защиту и быть защищенным — вовсе не одно и то же. То, что мы делаем, — безумие, — произнесла женщина, прекрасно понимая, как неубедителен ее аргумент. — Послушай, если мы правда собираемся это сделать, нужно прежде откровенно все обсудить.

— Зачем? Чтобы ты переубедила себя? Ни за что.

София замерла на месте, желая запротестовать, прекратить, остановить их обоих, но мгновение было упущено, а она так ничего и не сказала, потому что не сумела придумать ни одной весомой отговорки. Она не могла противиться поцелуям Ноя. С ним она снова почувствовала себя подростком, у которого играют гормоны и который в первый раз открывает для себя секс. Ной вел себя абсолютно спонтанно. Находясь рядом с ним, женщина с радостью отдавалась настоящему моменту, когда весь прочий мир не имел значения. В Гааге она почувствовала дыхание смерти на лице, и это навсегда изменило ее. В прошлом София всегда откладывала удовольствие на потом. Когда ее захватили в заложники, она не раз пожалела о том, что в свое время игнорировала возможность получить удовольствие и отсрочивала самое важное, думая, что ей принадлежит вечность.

В действительности вечность ей не принадлежала, а лишь нынешнее мгновение. Ничего подобного никогда не случалось с ней прежде. Погружаясь в водоворот страсти, София почувствовала себя могущественной и освобожденной. Ей в новинку было не иметь плана действий и не знать логической взаимосвязи событий. Она совсем забыла, каково это — спать в объятиях мужчины, а возможно, никогда по-настоящему и не знала. По крайней мере, не так, как теперь.