– И простите меня за прямоту, но ваша хромота тоже является плюсом, – добавил Фицджеральд.

– Почему? – удивился Джошуа.

– Вы замечали, что люди стараются на вас не смотреть, притворяются, будто вас не замечают?

– Иногда.

– Это происходит потому, что нам не по себе, когда мы видим наших раненых солдат. Их вид вызывает чувство вины, которое глубоко запрятано, но все равно сидит в нас – мы недостаточно им помогаем. Поэтому мы и отворачиваемся, притворяясь, что вас вроде как нет. Во многих смыслах ваша трость – и хромота – делают вас невидимым для окружающих.

– Но не невидимым для Мэлета, – указал Джошуа. – Он знает меня в лицо.

– Сколько раз вы с ним встречались? Дважды? Торн сказал, что дважды.

Джошуа моргнул.

– Может, вам лучше герцога нанять в шпионы. У него это дело определенно хорошо получается.

– Или просто ваша семья… семья Торнстока имеет склонность говорить о таких вещах, которые другие люди никогда не обсуждают.

– Это правда. – Джошуа внимательно смотрел на Фицджеральда. – Но все равно во время наших обеих встреч с Мэлетом я угрожал лично ему или его помощнику. Он не забудет мое лицо.

– Но он не ожидает, что вы станете за ним следить. Полагаю, он даже не знает, что вы находитесь в Лондоне.

– Боюсь, что здесь вы ошибаетесь. Он вчера узнал от слуги леди Гвин, что я нахожусь рядом с ней.

– Это совсем не означает, что он знает, в какой роли. Мэлет не знает, что вы служите ее телохранителем. Он может считать, что вы за ней ухаживаете.

«Возможно, в моих мечтах».

– В любом случае вопрос спорный, – продолжал Фицджеральд. – Вы прекрасно знаете, что имеющий опыт разведывательной деятельности солдат может спрятаться от врага, даже того, который способен его узнать. Я верю в вашу способность проследить за Мэлетом так, чтобы он этого не понял. В конце концов, он не был самым лучшим солдатом. А теперь ему отчаянно нужны деньги, и поэтому он станет действовать гораздо более безрассудно и рисковать так, как никогда не станет разумный и расчетливый человек.

– Возможно, вы правы.

– А если мы говорим о людях, которым нужны деньги, то скажу следующее. Если вы готовы выполнять для нас эту работу, мы готовы снова платить вам полный оклад, но тайно. И с условием, что вы станете нашим шпионом здесь, в Лондоне, а не отправитесь снова сражаться на борту корабля.

Джошуа задумался. Это было хорошее предложение.

– А Торнсток знает, что вы готовы мне платить за слежку за Мэлетом?

– Нет. Как я уже сказал, все это останется в тайне.

– Я понимаю. Но моя работа телохранителя на Торнстока будет на первом месте, потому что я уже на нее согласился.

– Я уверен, что, если поговорю с Торном, он с радостью…

– Нет.

Когда заместитель министра вопросительно приподнял бровь, Джошуа объяснил:

– Я дал обещание. Я держу свои обещания. И если мне нужно нарушить обещание для того, чтобы работать на вас, то я буду вынужден отказаться, при всем уважении к вам.

Потому что если он нарушит обещание Торнстоку, то ему придется переехать из лондонского дома Эрмитэджей в какое-то другое место, и он не может быть уверенным, что в таком случае у него получится предотвратить похищение Гвин Мэлетом. В таком случае Мэлету будет легче до нее добраться. А Джошуа не мог так рисковать.

– Хорошо, – кивнул Фицджеральд, и Джошуа увидел уважение у него в глазах. – У вас есть еще какие-то обязательства, мешающие вам принять мое предложение? Еще что-то, что может помещать должному выполнению задания?

Джошуа знал, что ему следует рассказать Фицджеральду про свою реакцию на громкие звуки. Но этот человек предоставлял ему редкую возможность заниматься тем, чем он хотел, – служить своей стране. Джошуа не хотел упускать своего шанса.

Кроме того, после переезда в Лондон казалось, что громкие звуки не беспокоят его так сильно. Шум на улицах днем и ночью сливался в какую-то успокаивающую какофонию, как сливается шум океанских волн или постоянные звуки, производимые моряками на борту корабля.

Более того, две последние ночи, которые Джошуа провел в Лондоне, он спал лучше, чем дома. Если он окажется полезным Фицджеральду, то сможет жить здесь, а не в Линкольншире. Это означало, что он сможет часто видеть Беатрис.

Но не видеть Гвин после окончания светского сезона. Ради одного этого следовало принять предложение Фицджеральда. Потому что видеть ее, когда он не мог к ней даже прикоснуться, не мог с ней даже разговаривать, означало боль, которую он не хотел терпеть вечно. Если она будет жить в Линкольншире, а он нет, если она выйдет замуж и переедет совсем в другую часть Англии…

Это его тоже не радовало. И то, что его это так тревожило, ему не нравилось. Но это также помогло Джошуа принять предложение Фицджеральда, по крайней мере частично.

– Никаких других обязательств у меня нет. На самом деле я буду рад следить за таким негодяем, как Мэлет, если это поможет отправить его в тюрьму, где ему самое место. – Джошуа сделал глубокий вдох. – Но мне нужно подумать, соглашаться ли мне на постоянную работу такого рода или нет.

– Конечно, – сказал Фицджеральд с таким видом, словно ожидал именно такого ответа. В любом случае это, наверное, лучший вариант. И мы сможем понять, подходите вы нам или нет.

– И могу ли я себя контролировать или нет, – добавил Джошуа, перебирая в руках куски сломанной палки.

Фицджеральд усмехнулся.

– И это тоже.

А затем, больше ничего не говоря и без всякого предупреждения, он забрал у Джошуа куски трости и сунул под сиденье.

– Послушайте! – запротестовал Джошуа. – Я надеялся, что кто-то сможет отремонтировать мне трость или, возможно, установить это лезвие в новую.

– В этом нет необходимости.

Фицджеральд открыл створку в передней части кареты за спиной у кучера и сказал тому, чтобы поворачивал назад к Военному министерству, а затем отвез Джошуа на улицу Треднидл, в мастерскую «Беннетт и Лейси».

– Там работают отличные оружейники и ножевые мастера. Они сделают для вас все что нужно. Скажите им, чтобы выставляли счет военному министру, – сказал он Джошуа.

Фицджеральд снова засунул руку под сиденье и достал оттуда трость с набалдашником в форме шишки.

– Пока можете ходить с этой тростью. «Беннетт и Лейси» изготовят вам трость с лезвием в соответствии с вашими требованиями и подходящего размера, если вам там не понравится ничего из уже готового.

Карета остановилась в том же месте, где они в нее сели.

– Если готовы подождать, то я сейчас зайду в министерство и выпишу для вас аккредитив, – продолжал Фицджеральд.