– Оставь ее, – сказал Брайд. – Возьми свою маску.

Маска. Ни за что на свете она не желала видеть это снова.

– Хочешь взглянуть на Кружево еще раз?

– У нас нет времени на капризы, – рявкнул Брайд. Девушка никогда не видела его настолько взволнованным. – Представь, что ты заблудилась в своих Кружевах и никто тебя не найдет, никогда. Вот где он сейчас? На самом дне. Не факт, что мы сможем вернуть его, даже если силовая энергия поможет обратить вспять ночную грязь. Ты это понимаешь? В таком состоянии, как сейчас, его тело, возможно, уже ничем ему не поможет. Он просто уходит все дальше и дальше, как мяч, выброшенный в открытый космос.

– Все равно не понимаю, зачем я нужна, дружище.

– К тебе его притянет скорее, нежели ко мне.

– Это будет первый случай в истории.

– Если он умрет, – огрызнулся Брайд, – ты больше никогда его не увидишь, и тогда все было напрасно.

Хеннесси принесла свою маску.

Хеннесси вновь грезила о Кружеве.

Ей снился узорчатый край, бурлящая ненависть, а затем…

Она пробиралась сквозь тьму.

Кружево исчезло. Пропало целиком и полностью, словно его никогда и не было.

Его место заняла темнота и полная луна высоко над головой, такая огромная, какой девушка никогда раньше не видела. Она не могла разглядеть лицо, но знала, что оно печально.

Хеннесси карабкалась вверх.

Было слишком темно, чтобы разобрать дорогу, но девушка ощущала камни и булыжники, осыпающиеся под ногами.

Она была не одна.

Хеннесси не могла увидеть, но точно знала, что у нее есть компания. Слух улавливал движение, хруст камней и звук шагов по камням. Возможно, незнакомый ландшафт искажал звук, однако ей казалось, что ее спутник не похож на нее и он был легче. Словно подпрыгивающее и хлопающее существо, собираясь взлететь, в поисках опоры цепляется когтями или лапами за камни. Но, конечно, это не птица, размышляла она, птицы умеют летать. Разве что это ее депрессия вышла прогуляться с ней бок о бок, решив стать более компанейской. Совсем как ее хозяйка.

Она понятия не имела, куда они бредут, придерживаясь лишь направления вверх, туда, где рассеивалась тьма.

Впереди уже маячили легкие проблески серого. Еще не рассвет, но его обещание, лучшее, что могло случиться в нынешней ситуации.

Вверх. Вверх. Они поднимались все выше, ноги переставали слушаться, но выбраться из темноты казалось жизненно важным. Стало значительно светлей, размышляла Хеннесси, достаточно, чтобы заметить, как порозовеет небо. Настолько светло, думала она, что уже можно разглядеть почти лишенную растительности поверхность скалы, на которую они взбирались.

Ее край так сильно раскрошился, что напоминал…

– Я знаю, это не мой сон, – сказала Хеннесси. – Здесь нет…

– Не смей произносить это имя, – перебил ее спутник. – Ему нет места в этом сне. Кого мы ищем? Вот что важно. Я не собираюсь помогать тебе вспомнить.

– Ронан, – произнесла девушка.

Чернота продолжала цепляться за них все время, пока они поднимались. Тьма была повсюду.

Ночная грязь.

Да, она не забыла.

– Ты можешь это сделать, – сказал попутчик. – Вы ничем не отличаетесь друг от друга ни во сне, ни наяву.

Однако память Хеннесси оказалась гораздо услужливей.

– Рианнон Мартин подумала бы еще раз. Твоя вера в меня стоила ей жизни, братишка. Ну и как ощущения?

Ее собеседник не ответил, продолжая молча карабкаться в темноте. Скрестись и царапать, хлопать и щелкать. Звуки напоминали ей Бензопилу, ворониху Ронана.

– Я бы вышвырнула его из моих снов, если бы могла, – сказала Хеннесси. – Просыпаться без Кружева. Оставить его позади.

– Ты порочишь ее гибель, – произнес Брайд, сейчас голос определенно принадлежал ему. – Оскорбляешь все, ради чего мы боремся.

Небо над ними посветлело еще сильнее, превращаясь в сложную палитру розового, золотого, красного и синего, знаменующую восход солнца.

Теперь была ясно видна линия, ведущая к зазубренному краю на вершине, предвещающему конец их восхождения. Вид чем-то напоминал Кружево, но Хеннесси не стала это озвучивать.

– Ты утверждаешь, что силовые линии слабеют, – начала она. – Говоришь, что грезить становится с каждым днем труднее. Но для меня ничего не изменилось. Так всегда было. Так и осталось. Сколько еще мертвых сновидцев с моим именем на груди тебе нужно?

Было уже достаточно светло, чтобы разглядеть силуэт Брайда, возвышающегося рядом с Хеннесси, и его задумчивое лицо. У него весьма своеобразная внешность, подумала она. Большинство людей легко можно было разложить по стопочкам. Тот и этот напоминают мне того-то, как его там. Этот чувак такой-то. Ох, а эти вот какие. Но кто такой Брайд? Брайд. Всегда сам по себе. Если порой он и напоминал ей кого-то, наверное… и сходство вновь ускользало.

– Значит, становись лучше, – парировал Брайд.

– Становись лучше, – говорит он, – проще простого, как будерброд с вареньем. Ты настоящий засранец, знаешь об этом? Когда ты сам в последний раз терпел поражение?

– Ты потратила на попытки недели, – ответил он. – Как думаешь, сколько мне лет?

Вопрос, казалось, таил некую угрозу. Однако Хеннесси не могла сказать, в чем именно, и, что было опаснее, ответить правильно или ответить неправильно.

– Старше, чем думает Ронан, – в конце концов, произнесла она.

– Да, – сказал Брайд.

Теперь стало видно, что они направляются к большому полому пню, оставшемуся от дерева, которое, несомненно, при жизни было невероятно огромным. Но тут Хеннесси вспомнила: оно все еще живое. Это то самое дерево из Западной Вирджинии, пересаженное сюда. Илидорин.

– Да, – повторил Брайд, и его голос прозвучал устало. – Старше, чем он представляет.

Дерево росло на голой темной скале на обрыве, выступающем высоко над широкой гладью океана сияющей всеми оттенками розового, оранжевого, желтого и голубого. Пучина внизу казалась холодной и древней, едва различимый шум волн, медленно и настойчиво разбивающихся о скалы, доносился с берега. Те места, куда еще не дотянулись лучи солнца, по-прежнему скрывались во мраке.

Пейзаж был прекрасен, и Хеннесси его возненавидела. Она могла ненавидеть его или ненавидеть себя.

Одно из двух.

– Ненависть к себе – дорогое хобби, за которое платят другие, – сказал Брайд. – Смотри. Вот он.

Ронан был в дереве. Или, скорее, внутри пня. Одетый в черное парень свернулся калачиком в дупле, скрестив руки на груди в привычной позе Ронана из реального мира. Однако этот Ронан был стар. Ну, или просто в возрасте. Поседевший. Он проделал длинный путь в этом мире. Покрытые щетиной скулы казались твердыми и угловатыми. Десятки лет смеха, солнца и хмурых взглядов оставили глубокие морщины вокруг глаз. Бритая обычно голова обросла ровно настолько, чтобы обнаружить поседевшие виски и серебристую щетину на подбородке. Толстый потек ночной грязи сочился из-под одного из опущенных век, однако два крошечных мышонка размером с грецкий орех яростно счищали его лапами и языками.