– Что ты чувствуешь? – спросил Брайд.

Свободу. Обреченность. Жизнь. Вину. Мощь. Бессилие. Ронан чувствовал все, но только не силовую линию.

Хеннесси вздохнула.

– Чтобы сохранить линии, – сказал Брайд. – необходимо увидеть закономерность. Ее трудно заметить, когда ты ее часть, но люди совершают похожие поступки снова и снова; они не так уж и сложны. В паре они всегда индивидуальны. Уникальны. Не похожи. Но если их полдюжины, то двое или трое обязательно будут напоминать друг друга. А когда их сто или двести, можно увидеть, как их типы повторяются снова и снова. Если взять двух представителей одного типа, будет очевидно, что они реагируют определенным образом. Поместите их с другим типом, и они станут реагировать по-другому, но одинаково предсказуемо. Люди снова и снова объединяются в группы по одному и тому же принципу, а затем снова и снова разбиваются на более мелкие группы по другим предсказуемым причинам. Сто пятьдесят, число Данбара[4]. Именно столько связей может поддерживать человек, прежде чем они начнут рушиться и переосмысливаться. Снова и снова. Люди танцуют по жизни так же элегантно, как заводные звезды движутся по небу, но не замечают этого, потому что они и есть звезды.

Тысячи метров простирались внизу под их болтающимися ногами. Они сидели на огромной высоте, прижавшись друг к другу на парящем над пропастью присненном ховерборде, их щеки горели от холода, а легкие от разреженного воздуха. Ветер мотал их то в одну, то в другую сторону, но упасть они могли лишь в том случае, если бы стали сопротивляться потоку. Они не спали, но все напоминало сон, и Ронан впервые почувствовал, что начинает понимать, почему Брайд не уставал твердить, что он един, его не двое.

– В мире природы также существуют закономерности, – продолжил Брайд. – Взгляни на прожилки листа, на свою руку, на дерево, на золото в камне, на реку, бегущую к морю, на молнию. Снова и снова, не только в видимом, но и в неподдающемся взору. В потоке воздуха, в частицах, в звуковых волнах, и даже в силовых линиях, опутывающих наш несчастный, истерзанный мир. Снова, снова и снова. Все предсказывает все. Все влияет на все.

Ронан почувствовал, как Хеннесси вздрогнула. Он прислонился своим черепом к ее, и немедля, без тени сарказма она прильнула ближе.

– Чтобы нарушить привычный ход вещей, требуется не так уж много усилий. Взгляните вон на ту реку. За множество лет вдоль берегов скопился ил, который замедляет ее движение. И чем слабее становится поток, тем труднее ему перемещать ил, поэтому он замедляется все сильней, а ила становится все больше и больше, все сильней и сильней он сдерживает течение реки. Поэтому русло отклоняется от препятствия, ища путь наименьшего сопротивления. Оно медленно поворачивает до тех пор, пока изгиб не станет настолько крутым, что превратится в небольшое озеро, а затем в пруд, где вода, наконец, найдет путь под землю. То же самое происходит и с силовыми линиями.

Ронан почти видел эту картину перед глазами. Светящиеся потоки силовой энергии, змеящиеся по поверхности ландшафта внизу, пульсирующие под горами, просачивающиеся в реки. В последнем сне, когда он свернулся калачиком внутри Илидорина, все казалось настолько очевидным и взаимосвязанным, что он все еще чувствовал отголоски этой связи.

– Постепенно из-за электричества, дорог, мусора и шума, огромного количества шума, силовые линии выходят из строя. – Брайд глубоко вздохнул. – Вот почему мы, сновидцы, вынуждены кочевать от линии к линии, когда они рушатся одна за другой.

– Значит, сновидцы – всего лишь паразиты? – спросила Хеннесси. – Без линий мы ничто.

– А твой мозг – паразит? – задал Брайд встречный вопрос.

– Да, – не задумываясь, ответила она.

– И твои легкие, почки, руки? Сердце качает кровь по телу. Стоит лишиться крови, и тело начнет рушиться. Значит ли это, что мозг менее важен, чем кровь? А левая рука – раба вен, питающих ее? Нам необходима силовая линия. И мы нужны ей не меньше. Мир нуждается в нас. В конечном счете, если все мы умрем (а мы уже умираем, просто некоторые быстрее, чем другие), настанет конец всему. Наша смерть – симптом гораздо более серьезной болезни.

– А если мы приведем линии в порядок? – спросил Ронан. – Болезнь отступит?

Брайд ответил не сразу. Он позволил порыву ветра пошатнуть себя – единственный способ не быть сбитым с доски. Согнуться, а не сломаться. И затем произнес:

– Здоровое тело может противостоять болезни. Может жить с ней. В мире, наполненном силовой энергией, сновидцы и их грезы смогут существовать не только за счет линий, так же как здоровое тело выживает не только за счет вен. Жизненно важен каждый орган. Мозг и легкие, почки и руки. Стоит укрепить силовые линии, и сновидцы и грезы смогут спокойно существовать там, где им нравится.

Мир, в котором Мэтью смог бы просто жить.

Мир, в котором Ронан смог бы просто грезить.

Мир, в котором каждый сон был бы ясным, четким и простым, где не осталось бы места кошмарам и несчастьям.

Он хотел этого.

Слишком много времени прошло с тех пор, как Ронан в последний раз действительно хотел, чтобы что-то произошло, а не желал, чтобы что-то не случилось. Он уже позабыл, каково это. В равной степени восхитительно и пугающе. Это будоражило.

– Восстановление линий похоже на игру в домино, – произнес Брайд. – Если мы станем опрокидывать каждую костяшку по отдельности, то не управимся никогда. Их вернут на место снова, стоит только отвернуться. И нас остановят задолго до того, как мы будем близки к завершению. Вместо этого мы должны сфокусироваться лишь на тех костяшках домино, падение которых повлечет за собой обрушение сотен других.

– Классная метафора, – сказал Ронан. – Что конкретно обозначает костяшка домино?

– Ты и сам знаешь, – пренебрежительно ответил Брайд. – Все препятствия, блокирующие силовую энергию. Антропогенный шум.

– А что означает «повлечет за собой обрушение»? – поинтересовалась Хеннесси. – Пожалуйста, скажи, что мы будем взрывать разную хрень.

– Иногда, – признался Брайд. – Часто.

Хеннесси издала довольный звук.

– Люди пострадают? – спросил Ронан.

Брайд колебался всего секунду.

– Нет, если мы детально продумаем каждый шаг, вместо того чтобы идти напролом. Мы сновидцы. Нам подвластны более тонкие методы.

– И какая костяшка будет первой? – спросил Ронан.

– Это неправильный вопрос, – сказал Брайд. – Следует спросить: «Какая будет последней?» А затем работать в этом направлении. Человек, который размышляет над каждым шагом вперед, видит лишь свои ноги. Поднимите взгляд от земли. Чего мы хотим достичь?

– Сохранения силовых линий.

– Отступи назад, – сказал Брайд. – Что в шаге от этого?