Я просил не для себя. Это нужно было моей девушке.

А-а-а-а! Больше не могу писать. Мне стыдно.

Пока!

Врать я ненавижу. Когда я была младше, то врать совсем не умела, и моих родителей это почему-то страшно забавляло. Потом я пробовала враньё в разных случаях, когда требовалось как-то выкрутиться. Если и получалось, всё равно становилось противно. Самое неприятное: это то, что ты не можешь расслабиться. Ты вынужден помнить детали вранья, а они, в отличие от правды, легко стираются из памяти. И ты всё время в напряжении: а если подловят? А если попадёшься?

Ещё не люблю, когда говорят: «Ложь во спасение». По-моему, это крайне редкий случай.

К сожалению, мне выпал именно он. Редкий случай. Толком не знаю, кого мне предстояло спасти. Грело только то, что Ромка согласился на пари. Если бы он и правда думал, что с ним, по его выражению, покончено, то в жизни не пошёл бы на него.

Ночью я, как Суворов или Кутузов, долго размышляла над диспозицией, представляя своих одноклассников. Я ведь толком ни с кем из них не общалась, только с Ромкой. Поэтому не знала, с кого лучше начать. Сильнее всего меня беспокоил Арсен. Он не был злым парнем. И всё же никогда не упускал возможности подшутить над кем-то, даже если шутка оказывалась недоброй.

На большой перемене я долго приглядывалась к Арсену. Начать с него? А где гарантии, что он не устроит из происходящего цирк? Нет, всё должно быть серьёзно. Я набрала воздуха в грудь. Вспомнился Гуся. Всякий раз, когда Катя ловила его на вранье, он вытаращивал глаза и кричал: «Я правда так думал! Честное слово!» Чтобы талантливо обманывать, нужно поверить самому себе. И при этом не забывать о правде. Её нужно придерживаться максимально.

– Кстати, Ульян! – начала я, обернувшись назад. – Я тут узнала, чтó с Ромкой.

Она оторвалась от «Тестов по истории» и поглядела на меня вопросительно.

– Он… В общем, – понизила я голос, – с ним случилось кое-что ужасное.

Тут все на меня посмотрели. Все девчонки, кто сидел по соседству. Парни околачивались в рекреации.

– В доме почти начался пожар. В одной квартире пылал огонь. Собака чуть не погибла.

Светловолосая Маша Кароль, самая красивая девушка в нашем классе, ахнула и прикрыла рот рукой. У неё, кажется, была какая-то комнатная собачка. Ленка Елфимова выронила ручку и нагнулась за ней, но ручка укатилась под соседнюю парту, и Ленке пришлось встать на колени, чтобы её достать. В другой раз все рассматривали бы Ленку. Сегодня все взгляды были прикованы ко мне.

– А Ромка? – волнуясь, спросила Ульяна. – Он жив?!

– Да, но…

Я опустила глаза.

– Маша!

– Извините. Мне трудно говорить. То, что с ним случилось, не поддаётся описанию. Правда. Там просто…

Я сделала вокруг головы пассы, изображая, какой ужас теперь у Ромки с лицом.

– Там просто кошмар. Ожог такой… пятно на пол-лица… и… в общем, он, наверное, не сможет… Никогда.

– Что?! Видеть? – прошептала Уля.

– Нет… Учиться.

Уля поникла и принялась рисовать чёрной ручкой на ногтях – была у неё такая странная привычка.

– Почему? – вмешалась Маша Кароль. – Из-за пятна, что ли? Слушай, ну скажи ему! Пусть посмотрит на Джонни Деппа в фильме «Эдвард Руки-ножницы». Он вообще весь исполосован. А при этом красавчик.

– Придумала тоже, из кино! – покачала головой Елфимова, которая наконец достала ручку. – Там грим.

– Я знаю, – надулась Маша. – Ну, я думала, что речь идёт о внешнем дефекте, который не даёт человеку появиться в обществе. Загоняет в рамки.

– Какие рамки, Кароль? Крылову, скорее всего, больно. Это же дикие боли. Когда ожог.

Я прикусила губу. Про боль я что-то забыла. Правда же, болеть должно.

– Он может приглушить боль, – трагическим голосом произнесла я. – Лекарствами.

Это вообще была правда! Ромка не употреблял никаких лекарств, но, если что, он ведь может приглушить боль. Да я виртуозный врун!

– Так я права! – торжествуя, воскликнула Маша. – Дело во внешнем дефекте! Маша, скажи ему, пусть обязательно приходит учиться! Был такой старый фильм, моя бабушка его любит, про Анжелику. Там главный герой, забыла имя, со шрамом на пол-лица.

– У кого шрам на пол-лица? – спросил вошедший в класс Виталик Горбунков.

Я сжала кулаки. За ним, паясничая и передразнивая кого-то, шёл Арсен.

– У Ромы Крылова! – красивым звучным голосом ответила Маша Кароль.

Тут у Арсена, к счастью, зазвонил телефон, и он отвлёкся. Я перевела дух.

– Слушайте, – оживилась Маша. – Если у человека сильные повреждения, то существует ведь пластическая хирургия.

Маша была очень красивой, её белокурые волосы всякий раз были уложены так, что хотелось её сфотографировать и выложить куда-нибудь в интернет. В неё повлюблялись бы все парни, но она относилась к ним с материнской снисходительностью, поскольку давно встречалась с каким-то студентом.

– Сегодня всякие методы есть, – продолжала Маша. – И лазерная коррекция, и более серьёзные вмешательства. Сейчас хирургия помогает людям с очень тяжкими повреждениями.

Значит, кроме красоты её интересовало и исправление недостатков человеческой внешности. Хотя, наверное, наведение красоты и есть исправление недостатков. Так что Маша легко интегрировала Ромку в свой мир, где все знали, как им хорошо выглядеть, и, судя по её задумчивому взгляду, уже мысленно подыскивала ему хорошего специалиста.

– Подождите! – нахмурился Виталик. – У кого тяжкие повреждения, у Крылова? Маш! А мне показалось, что я видел вас с ним вчера на пустыре с собакой. Он вроде нормально выглядел…

Все уставились на меня. Не знаю, почему я не сказала с печальным видом: «Что ты, это ты его вблизи не разглядел» или «Ты знаешь, он повернулся к дороге не тем боком». В общем, можно было как-то обойти неудобный вопрос. Но я так боялась потерять доверие девочек, снизить их беспокойство, испортить ту жуткую картинку, которую они нарисовали в своём воображении, что выпалила:

– Тебе показалось! Это был не Ромка!

Виталик заморгал. Как противно было его обманывать… Особенно после вчерашнего искреннего разговора.

– А кто? – растерянно спросил он.

– Это ухажёр моей тёти, – отчеканила я. – Он шотландец, его зовут Финли, и он привёз мне этот шарф.

Я подняла сумку, на которую, как всегда, повязала подарок.

– Очень красивый, – похвалила Маша Кароль. – В смысле шарф, а не ухажёр.