Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вы там столько возитесь? — зовет снизу бабушку, прикрывая глаза ладонью.
Сумка стоит на бетонных брикетах и покрыта водяной пылью.
Вытираю пальцами влагу — значит, дождь в самом деле только что прошел, только мне вряд ли кто поверит.
Когда-нибудь бабушкин дом будет готов, и радуга над ним будет стоять сама по себе, без лягушек.
В один прекрасный день папа вернулся с работы позже обычного. Был он устал и совсем слегка навеселе.
— Когда успел, где успел, — вполголоса бормотала теща, накрывая на стол.
— Не надо, я у брата перекусил, — отказался папа и поведал, в чем причина опоздания.
Оказалось, мою кузину, дочку папиного брата, живущую в получасе езды — в другой деревне, — вчера поздним вечером похитили.
Я выпучила глаза, чтобы меня, как обычно, не выставили вон, и слушала, боясь шелохнуться. Это же надо — живого человека похитили! Ту самую Марину, пышногрудую, с волной каштановых волос и родинкой над верхней губой! Хохотушку Марину, молниеносно накрывшую стол буквально неделю назад на двадцать человек и только что окончившую школу!
Бабушка так и села, уронила миску на колени и запричитала.
— Бедная, бедная ее мать, такая девочка, всем на зависть, вырастили ребенка для какого-то ирода! А кто хоть украл, знают?
— Знают, — выпив воды, неторопливо сказал папа. — Это те самые, с кем у нас кровная месть была сто лет назад. Нашли что вспомнить! Завтра поедем на переговоры.
Украли!
Кровная месть!
Переговоры!
Положительно, в городке Б. у меня совсем другой мир, школа и музыкалка, а здесь — настоящая жизнь!
Следующие несколько дней были полны событий — правда, я в них участия не принимала, только собирала девочек и с упоением обсуждала с ними новости, прибывающие по воздушной почте.
Папа утром побрился, надел выходной костюм и белый цилиндр — как называли у нас шляпы, и сел в поданную к воротам машину с хмурым водителем — братом украденной невесты.
Женщины тоже обсуждали свежайшие новости, мы пеленговали темы из кустов неподалеку.
— …мать девочку за ведром послала к соседке, она вышла за ворота, а там — этот сидит, в машине ее ждет!
— А чего она, дуреха, не побежала сразу?
— Кто ж знал! Она с ним со школы знакома, подошла поговорить, а он ведро у нее выхватил и по башке!
Женщины шумно заахали, не вынеся драматизма момента.
— А закричать она не могла?
— Да кто там услышал бы — вечер, все по домам сидят. А он ее быстро в машину, и вперед!
Открыв рты и вытаращив глаза, мы собирали все крупицы информации. Мне представлялось, что Марина сидит в башне, бледная, босая, оборванная, и рыдает, вцепившись в решетки.
— …а мать, говорят, по земле каталась и выла от горя — это же враги, враги, она хочет любой ценой девочку забрать. Только вот отдадут ли?
Женщины смаковали подробности, наращивали детали, месили краски, раздували до небес — все-таки не так богата была их жизнь яркими эмоциями, надо было выжать из случая все возможное.
Папа мне представлялся благородным королем, вызволяющим красавицу из башни. Хотя он толст, усат и лыс, и на рыцаря не тянул, — к тому же немолод и приходится красавице дядей, больше никого на эту роль не находилось.
— А что хорошего в том, чтобы девочку забрать? Кто же ее замуж-то возьмет после этого? Украли — мало ли что там было.
Женщины многозначительно переглянулись и замолчали.
— А я знаю, как проверять, девушка осталась девушкой или уже всё, — шепотом сказала Цицо.
Я, признаться, покраснела от пяток до бровей. Это была такая тема, в которой я не смыслила ни бельмеса, и тут представлялся случай узнать, наконец, что-то очень важное! Бабушка возникла передо мной и испепелила взглядом, но усилием воли я ее растворила.
— А как? — Жгучее любопытство добавило бурачного окраса на мои щеки, и без того грозившие воспламениться.
— Берешь длинную тесемочку, — деловито принялась объяснять Цицо, — измеряешь шею — вот так.
И она ловко обвернула шпагатом мою шею.
— И потом складываешь, чтоб было вдвое длиннее. Видишь?
— И что? — недоуменно подтолкнула я ее.
— А потом обводишь эту тесемку вокруг лица, и если концы точно сошлись на макушке — ты девушка, а если длиннее — то всё, конец!
Концы сошлись на моей макушке впритык. Девочки облегченно вздохнули и стали проверять друг друга.
Почему-то у всех все сошлось.
— Так неинтересно, — разочарованно протянула Цицо, — надо кого-то из замужних. Нино, давай ты свою маму проверишь — она как раз там сидит.
Нино немного поломалась, но любопытство и азарт пересилили робость, и Нино как бы между делом подошла к женщинам, продолжавшим обсуждать прогнозы дальнейших действий противников. Нино присела рядом с матерью — поперек себя шире Маквалой, и играючи обвернула ленточку вокруг ее шеи.
— …а мне каково было — молодая, трое детей, никто не помогает, муж в тюрьме…Ты что делаешь? Отстань, не видишь — взрослые разговаривают!.. Ну и вот, что хорошего в раннем замужестве, кто бы мне сказал…
Тем временем Нино сложила ленточку вдвое и потянулась делать замер невинности матери, увлеченной мемуарами. Концы поднялись над головой так высоко, что Нино встала на цыпочки.
Наш хохот вспугнул кур, собаку, двух мирно дремавших котов и всполошил женщин.
— Что у вас там случилось?
Мы корчились под кустами, потеряв последние остатки приличий.
— А ну-ка пошли отсюда — кто вам разрешил взрослые разговоры слушать?! Вот так сидят, развесив уши, а потом убегают черт знает за кого в шестнадцать лет!
— Подожди, как ты с городской девочкой разговариваешь — красавица наша, беленькая, ее небось вообще в тринадцать украдут, кто ее, такую принцессу, родителям оставит! — притворно пропела Сурие.
Из солидарности я пошла вместе со всеми, с тревогой думая, что сделает со мной бабушка за то, что убежала и болтаюсь неизвестно где.
Изгнанные с позором, мы вышли за ворота и — о, удача! — первыми увидели, что подъехали парламентеры.
Папа вытирал лицо платком, я подлетела и затормошила:
— Ну что, спасли, забрали Марину?
— Да подожди ты, — с досадой сказал папа. — Чтобы я в жизни еще раз согласился…
Публика жаждала подробностей.
Подробности были оглашены: вооруженные до зубов дробовиками родственники невесты подъехали к дому похитителя, и там их встретили вооруженные до тех же самых зубов защитники крепости.