Второй пример – писательница из одной моей воскресной группы. Она работала помощником редактора в городском журнале, писала романы и стала автором двух весьма успешных пьес (одна из них получила награду «Выбор критиков» от Minneapolis Tribune). За время занятий в группе она создала несколько совершенно уникальных текстов. Я была уверена, что она знает об их качестве – ведь, в конце концов, она была опытным писателем. Когда мы встретились с ней через месяц за завтраком и я положительно отозвалась об одном из ее текстов, она удивилась, что я дала ему положительную оценку (положительную – это на самом деле слабо сказано). Я, в свою очередь, поразилась, что она сама этого не осознает. Все ее изданные произведения были не о ней и не о ее собственной жизни. Она сказала: «То, что я писала в группе, – это просто я», – поэтому она и не могла понять, насколько ценны эти тексты.

Роси Катагири однажды сказал мне: «Каждый из нас – Будда. Я могу увидеть, что ты – это Будда. Ты мне не веришь. Когда ты сама увидишь, что ты – Будда, тогда ты проснешься. В этом и заключается просветление». Нам очень сложно осознать и оценить свою собственную жизнь. Разглядеть то, что вне нас, гораздо проще. В процессе признания качества своих текстов мы постепенно приоткрываем слепое пятно, закрывающее от нашего сознания нашу подлинную природу. Мы учимся принимать себя теми прекрасными творческими личностями, которыми являемся. Иногда, по прошествии какого-то времени, мы видим это: «О, тогда у меня получилось хорошо», – но это уже в прошлом. Наше осознание отстает.

Это вовсе не значит, что мы должны быть хвастунами. Я говорю о том, что мы должны признать: мы хороши внутри – и, излучая вовне эту положительную энергию «хорошести», создавать что-то хорошее в окружающем мире. Эта связь между нашим внутренним богатством, нашим представлением о себе и нашей работой дает нам то умиротворение и ту уверенность, которые так трудно бывает найти большинству художников. Нельзя говорить: «Наша работа плоха, и мы плохие», или: «Наша работа хороша, но мы плохие», или: «Наша работа плоха, но мы хорошие». Нужно говорить: «Мы хороши, и поэтому мы способны сиять, несмотря на наше внутреннее сопротивление хорошей работе, и признавать эту работу своей». Самое главное не в том, чтобы мир признал качество сделанного вами, а в том, чтобы вы сами признали его. Это очень важный шаг. Это дает нам удовлетворение. Мы хороши, и когда наша работа хороша, это хорошо. Мы должны признавать это и настаивать на этом.

Во вторник мы разбирали в группе две страницы из дневника одного человека. На самом деле это был мой дневник. Две страницы из моего дневника. Я выбрала их потому, что несколько месяцев назад извлекла оттуда стихотворение. Не то чтобы выдающееся стихотворение – тихое стихотворение. Такие стихи трудно найти; это едва различимое бормотание, скрытое в тетради, которое, тем не менее, способно перенести вас в другое измерение. Неделю назад я раздала копии этих страниц своим ученикам и попросила найти в них стихотворение. Они были вправе сказать: «Нат, это полная ерунда», – если бы ничего не нашли.

Отвечать вызвались пять или шесть человек. Они обнаружили по меньшей мере четыре различных варианта стихотворения. Одни воспользовались первой частью записи, другие – серединой, а один даже включил в свою версию часть другой работы, которую я скопировала случайно. Но все они использовали одну строчку: «Холмы Нью-Мексико везде, куда б вы ни пошли». Все варианты звучали хорошо. Но это не были выдающиеся стихи, включая и то, что получилось у меня самой.

Дайте отрывок текста ста разным людям, и не исключено, что у вас будет сто разных мнений – не абсолютно разных, но множество вариаций. Именно здесь очень важна глубина ваших отношений с самим собой. Вы должны слушать то, что говорят люди. Должны воспринимать то, что они говорят. (Не стройте вокруг себя стальные стены.) А потом вы должны принять собственное решение. Это ваше стихотворение и ваш голос. Нет единых для всех правил; все дело в отношениях с самим собой. Что хотели сказать вы? Что о себе вы стремились открыть? Раскрываясь в своем тексте, вы теряете контроль. Это хорошо. На самом деле вы все равно ничего не контролируете. Люди видят вас таким, какой вы есть. Иногда мы раскрываемся, не успев осознать, что произошло. Это тяжело, но еще хуже заморозиться и не открывать ничего. К тому же при этом получаются ужасные тексты.

Лучшая проверка для текста – время. Если вы не уверены в каком-то тексте, отложите его на некоторое время. Посмотрите на него снова где-нибудь через полгода. Все станет гораздо более ясным. Может оказаться, что стихи, которые вы написали полгода назад, очень нравятся вам, но ни на кого больше не производят впечатления. У меня есть одно стихотворение про окно, которое все, кто его слышал, однозначно считают ужасным. А я считаю, что оно превосходно. Когда мне будут вручать Нобелевскую премию и попросят сказать речь, я выдам эту жемчужину и получу наконец удовлетворение.

Не переживайте, если через полгода окажется, что отложенный текст ужасен. Что-то хорошее уже перегнивает в вашей компостной куче. Оно обязательно появится на свет. Наберитесь терпения.

Вчера вечером я взялась объяснять моей воскресной группе, что такое самурайская составляющая писательства и личности вообще. Я осознала, что на занятиях всегда веду себя очень бодро и позитивно. Это происходит потому, что мы все вместе находимся в одном творческом пространстве. Мое воодушевление искренне; оно само собой прорастает на этом некритическом, открытом творческом поле. Все, что вы пишете, хорошо. И иногда даже лучше, чем просто хорошо. Иногда тексты моих учеников совершают прорыв к сияющим первичным мыслям. Порой ученики говорят мне: «Вы недостаточно меня критикуете, я вам не верю». Они не понимают, что мы плаваем в разных бассейнах. Я – в бассейне творчества, а они слишком заняты спорами между автором и редактором и желают втравить в эту борьбу и меня. Но я туда не хочу. Там ужасно.

Однако вчера мы начали работать с самураем. Том принес копии своего вчерне законченного текста, и мы стали анализировать его. Нашей первой задачей было найти, где заключена основная энергия текста. Она была сосредоточена преимущественно в третьем абзаце. Уильям Карлос Уильямс сказал Аллену Гинзбергу: «Если энергия есть лишь в одной строке стихотворения, вычеркни остальное и оставь только эту строку». Эта строка и будет стихотворением. Стихи несут в себе жизнь, они – сосуд, наполненный ее энергией. Каждая строчка должна быть живой. Оставляйте от текста только такие части, избавляйтесь от всего остального.

Некоторое время группа развлекалась с этим третьим абзацем. Не очень долго. Наверное, минуты три. Этого было достаточно. В этом абзаце была энергия, но он был не слишком ярким. Я знала, что Том может писать гораздо ярче. Я сказала Тому: «Да, в этом абзаце есть сила. С ним можно немножко повозиться. Он способен заронить зерно в твою компостную кучу, но если ты вернешься к нему через несколько недель, то поймешь, что ему не хватает жара. Мы потратили на него достаточно времени. Пойдем дальше». Ширли (новенькая в группе) вмешалась: «Подождите! Так что значит "самурай"?» Том повернулся к ней и выпалил: «Отрезать все лишнее!»