Кроме бутылки, в нише обнаружился коричневый конверт с фотографиями. На одной из них – Юлин в обнимку с Понтусом Клингбергом на палубе яхты. Оба еще, так сказать, в молодой версии. Но легко узнаваемы. Свободная одежда, оба в солнцезащитных очках. Фотография, скорее всего, сделана в начале восьмидесятых.

Вот так. Значит эти двое давно знакомы.

Мысль работала на предельных оборотах.

Значит, ни о каком шантаже речи идти не может… тогда что это? Сотрудничество? Юлин получил от Понтуса Клингберга деньги за похищение Джоеля и убийство его жены?

А потом Юлину надо было замести следы, и самой подходящей кандидатурой на роль козла отпущения оказался именно он, Данни Катц.

Джоель Клингберг, скорее всего, тоже мертв. Он-то и был главным объектом. Посланные по почте полотенца сыграли роль спускового механизма. Информация о похищении брата в самом начале семидесятых. И что-то в этой информации заставило Джоеля почувствовать опасность. И он на всякий случай предупредил Ангелу: если со мной что-то случится, найди Катца.

Полный бред. Данни в растерянности перебирал фотографии.

Снимки с военной службы. Рядом с Юлином человек в форме, лицо откуда-то знакомо, но откуда – не припомнить. На заднем плане – солдаты в красных беретах. Десантники-парашютисты. Карлсборг. Фотография сделана на фоне здания школы военных переводчиков. Значит, этот офицер, скорее всего, кто-то из преподавателей, поэтому и лицо кажется знакомым. Выходит, Юлин поддерживает с ними контакт.

Катц сложил снимки в конверт, сунул в карман куртки вместе с сувенирной бутылочкой в хитроумных шерстяных одежках и вздрогнул. С первого этажа послышались какие-то звуки. Охранник очнулся.

Данни забежал в президентскую, с будуаром, спальню жены Юлина, открыл первый попавшийся ящик в бельевом шкафу и тут же нашел, что ему было нужно: пару черных чулок. Один натянул на голову, достал из кармана «Глок» и спустился на первый этаж. Охранник так и лежал там, где он его оставил. А куда ему было деваться – прикованному своими же наручниками к батарее отопления? Он был в сознании, но взгляд все еще плавал.

Катц присел рядом с ним на корточки.

– Что тебе от меня надо? – слабым голосом спросил охранник.

Вместо ответа Катц сунул дуло пистолета ему в рот. Сунул глубоко. Рвотный рефлекс, охранник задергался, на глазах выступили слезы. Катц вынул пистолет и тщательно вытер дуло о щеку охранника.

– Где Юлин? – спросил Данни, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

Тот еле мог говорить.

– Чего тебе надо? – опять спросил он еле слышно. На лбу крупными каплями выступил пот. – Ради бога… что тебе надо?

– Скажи мне… Юлин замешан в похищении человека по фамилии Клингберг?

– Не понимаю, что ты несешь…

Катц снова сунул пистолет ему в горло, незаметно поставил на предохранитель и спустил курок.

Раздался грозный пустой щелчок, и тут же Данни почувствовал запах: бедняга наложил в штаны.

Катц встал, обошел охранника и встал за его спиной.

– Где Юлин? Мне он нужен.

– Уехал позавчера, – всхлипнул охранник. – Охотиться, что ли… на птицу. И ни о каком похищении знать не знаю. Я сторож… охраняю дом, пока его нет, вот и все.

– Адрес? Где он охотится?

– Точно не знаю… где-то в Сёрмланде. У какого-то его знакомого там усадьба… откуда мне знать? – опять всхлипнул охранник.

– Я тебе верю, – тихо сказал Катц, и у охранника ручьем полились слезы. – И не забудь: если увидишь Юлина раньше меня, скажи, что ему повезло, что я его не застал. Но я вернусь… а пока передай ему привет от старого приятеля.

* * *

Еврейский дом престарелых помещался в двухэтажном здании в Скарпнеке, на юге Стокгольма. Странно, что она не догадалась сразу по фамилии – Хирш. Имя, конечно, очень шведское, древнее – Рагнар, но фамилия типично еврейская.

Она оставила машину на стоянке и через двойные раздвижные двери прошла в вестибюль. Ее встретила медсестра. В аквариуме на столе, рядом с диваном для посетителей, плавали яркие цихлиды, огибая пластмассовые водоросли и искусственные кораллы. На стене – карта Израиля.

Направо – столовая, на большом щите перед входом предлагаются на выбор два кошерных блюда. Огромные окна, из них открывается вид на фонтан и бесчисленные цветочные клумбы.

– Я провожу вас к Рагнару, – сказала сестра. – Идите за мной, и ничего больше.

Что значит – ничего больше? Неважно. Они шли длинным коридором. Эве бросилась в глаза вывеска на приоткрытой двери – «Трудотерапия». Там сидела старушка, судя по всему, давно утратившая контакт с окружающим миром. Больше по пути не встретился никто. Как-то пустынно.

– У нас есть и дементные… но в основном жильцы прекрасно справляются сами, – проследив ее взгляд, сказала сестра. – Самому старшему сто два года, самому младшему – семьдесят пять. Рагнар где-то посередине. Осенью исполнится девяносто. Не знаю, от чего это зависит, может, от кошера, но еврейские дедушки и бабушки живут очень долго.

Прошли общую гостиную с телевизором и пианино. За занавеской – алтарный шкаф со свитком Торы и другими ритуальными принадлежностями.

На доске объявлений – программа мероприятий на неделю. Сегодня, оказывается, приедет актриса Драматена[9]Бася Фридман, будет петь песни на идиш.

Они свернули в другой коридор. Как в жилом доме с коридорной системой – направо и налево двери с именами жильцов.

Сестра остановилась и постучала.

– К вам дама, Рагнар, – сказала она весело. – Не забудьте только про экскурсию, а то увлечетесь в приятном обществе… Автобус отойдет в три часа.

Он ждал ее – пару часов назад они говорили по телефону. Бывший комиссар полиции уже сварил кофе, со старомодной учтивостью отодвинул стул и пригласил Эву сесть.

Выглядел он для своего возраста на удивление хорошо. Поджарый, жилистый, коротко остриженные густые волосы.

– Добро пожаловать! Не скажу, чтобы здесь было так уж просторно, но для старого полицейского зубра места хватает. Порядок отличный, персонал знает свое дело. Твердый распорядок – все в свое время. Завтрак, ланч, ужин, посещения врачей – все строго по расписанию. И полно знакомых. Симпатичная подобралась банда. Нам и синагога не нужна – службу проводят в общей комнате, там есть все что надо.

Он налил кофе из термоса.

– Мне нравится, – сказала она искренне. – Очень уютно… все какое-то обжитое.

– И самое главное – никто не собирается продавать дело каким-нибудь авантюристам в частные руки. Теперь это сплошь и рядом.