– Ваш Фрейд –шарлатан.

На этих словах он и уснул, обмякнув в своем шикарном кожаном кресле.

Действовать нужно было стремительно. С минуты на минуту явятся санитары. Надо поменяться с доктором Франкенштейном одеждой, найти ключи от палат, порыться в картотеке и узнать, где держат Аврору. Я заметался по кабинету, начал вскрывать подряд все ящики. Но там было столько папок и бумаг, что рыться в них пришлось бы вечность. Тогда я ринулся к доктору. Обшарил карманы, но ключей от палат нигде не нашлось. Зато были два маленьких ключика, которые подходили к ящику стола и маленькому сейфу в ящике стола. В сейфе лежали флорины. Наверняка это плата за мое неудачное лечение, подумал я, и с чистой совестью взял их. Я же уйду из больницы, за что же деньги? Шандор обрадуется, когда я ему верну всю сумму. Карманов, куда можно сунуть деньги, у меня не нашлось. Попытался раздеть Вульфа. Снял с него с грехом пополам халат. Понял, что в доктора переодеться не выйдет. Халат слишком мал. Снял свою долгополую смирительную сорочку с длинными, как у боярских шуб, рукавами и завязками на спине. Остался, в чем мать родила. Сорочка на Вульфа налезала с трудом. Вялые руки сонного человека не попадали в рукава. Я дергал докторишку с остервенением, он несколько раз ударился головой о свой прекрасный дубовый стол. Но проснуться после такой дозы не возможно. Время утекало катастрофически. Да, бог с ними, с завязками! Стянул на спине рукава и хватит! Пора подумать, что делать с тем, кто войдет. Я стал искать, чем оглушить гостя. Классического орудия убийства – тяжелого пресс-папье – не было. Императорского канделябра тоже. Стул неприподъемный, лампа легкая. Мой взгляд заметался по комнате в поисках нужного орудия. Безрезультатно. В отчаянии я тупо уставился на дверь, которая вот-вот откроется. Я знаю, что будет дальше. Стук в дверь. Входят санитары. Видят меня, доктора. Меня ловят. Сажают на электрический стул. Включают рубильник. Все, я пропал. Тушите свет.

Свет? Свет! Пожалуй, нас еще рано хоронить.

8

Даже обидно. Никто не оценит мою находчивость. Санитар, когда вошел и увидел меня, долго пытался сформулировать вопрос, почему я голый и почему у меня в руке два провода. Наверно, если бы я ему дал несколько минут подумать, он смог бы спросить, что здесь происходит. Но мне надоело смотреть на его тупое и непонимающее лицо. Я нежно коснулся его проводами. Тушу сильно тряхнуло, она нелепо подергалась и упала на пол. Так громила ничего и не понял. Пару минут назад я разбил люстру, отодрал провод, идущий к ней, от потолка и стены, включил тумблер электричества и стал ждать.

Одежда санитара была в два раза больше, чем мне нужно, но это лучше, чем куцый халатик доктора. К тому же, в его штанах и куртке было множество карманов, куда я распихал деньги. Ключей от палат у санитара не было. Пришлось позвонить в колокольчик. Исполнительная медсестра не заставила себя ждать. Я тоже решил не тянуть время. Через секунду она уже лежала рядом с санитаром. Ключи у нее были. Парочку пришлось связать. Я их так тесно прижал друг к другу, что после того, как они очнутся, должны будут пожениться. В моей смирительной сорочке, без штанов и очков, Вульф уже не походил на чванливого профессора, каким был. Он выглядел, как типичный пациент своей клиники. Я бросил его в кресло каталку, которое предусмотрительно привез для меня санитар, и мы поехали навстречу передовым научным экспериментам. На коленях у него лежала моя тряпичная свинья, что делало Вульфа еще больше похожим на идиота. Я решил не возиться с бумажками и не выяснять в какой палате Аврора. Просто буду открывать все двери на третьем этаже. Но сначала – процедуры, зарядка. Настроение у меня было приподнятое, какое-то головокружение от успехов.

Когда доктор был успешно водружен на «трон Франкенштейна», крепко стянут ремнями и заткнут кляпом, я пожалел, что поблизости нет фотографического аппарата, дабы запечатлеть эту картину. Я бы оставил дагерротип на память. Еще мне было слегка обидно, что доктор получит первый заряд бодрости без сознания. Не будет обмирать от страха в ожидании экзекуции, как я, просить о пощаде. Однако ждать, когда он проснется, у меня не было времени. Я нажал на рычаг. Стрелка на приборе измерения тока дернулась, доктор тоже. Достаточно. Сон, как рукой сняло. Доктор непонимающе вращал выпученными глазами.

– Еще раз здравствуйте, профессор! – поприветствовал я его. – Как вам, удобно? Ремни не жмут? Кляп не туго? Ну, ничего. Потерпите. Ради науки.

Вульф гневно заерзал на своем троне и замычал что-то угрожающее.

– Знаете, профессор, я считаю, что настоящий ученый должен на себе испытать свое изобретение. Вижу, вы со мной согласны. Что ж, приступим. Сейчас вылетит птичка.

Я опустил рычаг. На этот раз сеанс был чуть дольше. Мне самому стало жутковато от потустороннего жужжания электричества и трясущегося в конвульсиях доктора. Рука сама потянулась к рычагу. Вульф облегченно вздохнул.

– Я вижу, профессор, вы потрясены в буквальном смысле слова. Теперь вы понимаете, что чувствуют ваши пациенты. Интересно, от чего эта машина вылечит вас самого? Не знаете, есть в мозгу зона высокомерия? Думаю, за несколько сеансов мы вас избавим от этого недуга.

Я медленно потянулся к рычагу, Вулф что-то замычал.

– Что? Вы уже вылечились? Неужели? Так вас можно показывать на психологическом конгрессе. Можно сделать доклад о вашем чудесном выздоровлении. Вот только выглядите вы как-то непрезентабельно. Слюни пускаете.

Утолив жажду мести, я перешел к делу. Ослабил винт стягивающий кляп и вежливо спросил:

– А теперь, профессор, скажите, в какой палате содержится Аврора Ротшильд?

Но как только Вульф смог говорить, он начал бешено изрыгать проклятия в мой адрес:

– Мерзавец! Шайсен! Как ты смеешь, тупой идиот… я тебя…

– Вы, профессор, еще не выздоровели.

И не возвращая кляпа на место, я щелкнул рубильником. К жужжанию электричества добавилось клацанье Вульфа зубами. Когда я остановил машину, изо рта доктора шла кровавая пена.

– Так в какой палате Аврора Ротшильд?

– Вошемь.

– А?! Не понял?

– Вошемь! Во-шемь!

– Ах, восемь. У вас что-то с дикцией. Я зык прикусили? Как же вы будете выступать на конгрессе?

– Шкотина! Когда ваш поймают, я выжгу вам можг!

– Какой вы, профессор, злой. Неисправимо злой. Но я не теряю надежды вас вылечить. Сейчас я поставлю реле на пять минут, ровно столько, сколько вы сами мне прописали, и пойду по своим делам,