‒ Замерзла? Иди ко мне, ‒ хрипло шепчет Ник. Пропускает ладонь под моими ребрами и тянет к себе, под свое одеяло.

Я не успеваю ничего ответить, и оказываюсь прижатой спиной к его голому торсу. Голому? Естественно! Вряд ли он спит в своих люксовых шмотках. Интересно, трусы хоть на нем? Они тоже какого-нибудь известного бренда? Боже, о чем я думаю!

Мое окоченевшее тело окутывает сладкое тепло, но расслабиться и насладиться им не получается. Я, словно перетянутая струна, почти звеню и вот-вот тресну от напряжения, потому что его ладонь все еще на мне, большой палец подпирает грудь, а твердый горячий живот обжигает поясницу и попу в стрингах, из которых наверняка торчит веревочка от тампакса. Так я сто процентов не усну.

Никита не шевелится, дышит ровно. Спит.

Рассматриваю темноту и гоняю по кругу мысли. Почему он приехал, а не позвонил для начала или не написал от своего имени? Обычно нормальные люди не врываются в чужую жизнь вот так, без предупреждения. И в Париж сходу не зовут. Но средний Гордиевский ни имеет ни малейшего отношения к словам «нормальный» и «обычно». Он самый необыкновенный из всех, кого я знаю. Жаль только, что он — не мой мужчина.

Когда человек твой, это понятно сразу. Рядом с ним комфортно и спокойно. А с Никитой все с точностью до наоборот. С ним я из уравновешенной и вполне уверенной в себе девушки превращаюсь в пугливую, дерганную особу, постоянно норовящую удрать или спрятаться. Мои обычно контролируемые тревоги и затертые страхи собираются вместе в один мерзопакостный букет и душат так, что хочется бежать и не оглядываться. Прошлым вечером я твердо решила, что бегать не стану, пришлось спасаться алкоголем. Вышло еще хуже.

Я напилась и откровенно приставала к нему, но он осознано отказался от секса со мной. Почему? Из-за собственного обещания, которого никто не просил? Или меня уже можно поздравить с позорным местом во френдзоне?

Лежу прижатой к его безукоризненному телу и начинаю сомневаться в привлекательности своего. Грудь маленькая, ноги не от ушей, локти и коленки слишком острые, талия есть, но пресс не подкачен, так что живот самый обыкновенный. К лицу тоже есть несколько вопросов. Но больше всего претензий у меня к собственному социальному статусу.

Вспоминаю про Париж и хочется по лбу себя стукнуть. И кто я после того, как согласилась дернуть туда с Гордиевским на пару деньков? Очевидно же, что дура, решившая за два дня спустить свой двухмесячный бюджет. Париж — город дорогой, высосет все накопления. Я ведь не эскортница, путешествующая с богатым мужиком за его счет. Платить за себя планировала сама, однозначно. Не поеду я с ним никуда.

Все, сеанс ночного самоедства окончен. Сейчас потихоньку выскользну из-под его руки, незаметно уйду, а утром пришлю сообщение, что на свидание ходила исключительно ради блога. Поблагодарю за отличный контент и незабываемый опыт и честно признаюсь, что не вижу нас вместе. Достаточно уже расшатывать нервную систему и плодить комплексы рядом с этим совершенством.

Осторожно, сантиметр за сантиметром отползаю и уже начинаю спускать ногу с кровати, ожидая, что вот-вот его рука освободит меня, но план не срабатывает. Одним мягким, но настойчивым движением Никита дергает меня обратно. Прижимает еще тесней и сонно шепчет в шею:

‒ Моя, моя…

Сердце поначалу пропускает несколько ударов, а дальше начинает колотить по ребрам так, словно я только что пробежала стометровку.

Нервно сглатываю и принимаюсь гадать, относится ли это ко мне или к чему-то из его сна? Ведь «моя» может быть и машина, и квартира, и собака, например. Мало ли что снится человеку.

Дыхание ровное. Спит. Снова начинаю помаленьку отползать.

‒ Ты куда? — спрашивает он вполне бодро.

‒ Водички попить, ‒шепчу я и сажусь на кровати. Темно, хоть глаза выколи.

‒ На столе бутылка, ‒ он включает ночник.

Вскакиваю, одергивая задравшуюся футболку, хватаю бутылку и закрываюсь в ванной. Мне надо отдышаться. Пью, смотрю в зеркало, снова пью, снова смотрю. Мне совсем не нравится то, что вижу. Глаза искрят, щеки румянцем горят, а в голове ласковый шепот: «моя, моя».

Спокойно, Соня! Хватит радоваться, словно выиграла в лотерею. Только что ты, уверенная в собственной непривлекательности, планировала незаметно сбежать и послать на хрен этого красавчика, но стоило ему шепнуть приятное слово, как ты превратилась в пломбир на солнечном подоконнике. Не факт, что это для твоих ушей предназначалось.

Смотрю на веревочку в стрингах. Предыдущий тампон был практически сухим, этот на всякий случай поставила. Достать? Нет, лучше оставить как гарантию, а то я за себя не ручаюсь.

Из ванной выхожу на цыпочках. Ночник горит, Никита лежит на спине и смотрит на меня. Красивый такой, что у меня дух захватывает и хочется вернуться в ванную и все же вынуть этот бестолковый тампон, но я семеню к кровати.

‒ Где мое одеяло?

Никита кивает на мою сторону кровати. Оказывается, я спала поверх него.

‒ Ты не хотела укрываться. Сказала, что будешь спать, как звезда. В натуре легла звездочкой и отключилась. Угашенная[E1] звезда!

В его тоне и взгляде нет и намека на флирт. Скорее, он произносит это пренебрежительно.

Запрыгиваю под одеяло и заворачиваюсь коконом, отвернувшись от него.

‒ Нормально себя чувствуешь или аспиринчику дать? — спрашивает он и свет не выключает.

‒ Я в порядке, ‒ я тяну одеяло на голову. Не хочу с ним разговаривать.

‒ Бухать — это не твое, ‒ выносит он вердикт и щелкает ночником.

‒ Знаю. Случайно, ‒ пытаюсь оправдаться я, сгорая от стыда.

‒ Понял. Спокойной ночи, ‒ в его голосе звучит раздражение.

‒ И тебе, ‒ отвечаю я. Главное сейчас ‒ сдержать подступившие слезы.

Ну что хрень между нами происходит? За один вечер я успела побывать: незабываемой, которую везут в Париж; вовсе не той, за кого себя выдавала; «отличной командой», с которой подфартило отжать у вора телефон; тупой блогершей, не способной найти достойную работу; дурочкой, не умеющей пить. Ничего не забыла? Ах да, еще феминисткой, способной у некоторых мажоров вызывать аллергию.

Пошел ты к черту, идеальный средний Гордиевский!

Достаю из одеяла руку и формирую в темноту выразительный фак. Он его не видит, но мне пофиг, завтра повторю при дневном свете.

Заворачиваюсь еще тщательнее, подбиваю края одеяла и решаю выспаться как следует на дорогих хрустящих простынях. Когда еще представиться такая возможность?

‒ Прекрати трепыхаться, птичка, а то я забью на все обещания и… ‒ он замолкает.

‒ И что? — уточняю нагловатым тоном, повернув к нему голову.

‒ Что? Выдерну из тебя тампон и трахну, после чего мы оба расслабимся и спокойно уснем наконец-то. Вот что!