Парень предлагает увеличить яркость экрана, подходит вплотную к Никите, тыкает пальцем в смартфон. Я же немного отодвигаюсь, ощущая неприятный запах чужого немытого тела, и вдруг каким-то чудом замечаю, как марокканец незаметно расстегивает часы на руке Гордиевского.

‒ Ах ты гад! — кричу я по-русски и наотмашь бью вора по голове. От удара рука больно звенит, но во мне столько ярости, что я снова размахиваюсь и бью его еще несколько раз.

Парень отпрыгивает, пытается увернуться и падает, Никита настигает его, хватает за футболку и трясет. Смартфон летит в одну сторону, часы ‒ в другую. Быстро сориентировавшись, лезу в кусты, хватаю часы и замыкаю их сразу в двух кулаках, прижав к груди. Наверняка они стоят безумных денег.

‒ Вызывай копов, ‒ командует Никита, пытаясь скрутить воришку, пока тот извивается, как уж на сковородке.

В суете не могу сообразить, где мой телефон. Пробиваю кулаками по карманам, ищу глазами на земле под ногами, совершено забыв, что сунула его в сумочку, которая перекрутилась и сейчас висит у меня за спиной.

Меня накрывает паника. Страшно за Никиту. Вдруг у этого отморозка нож в кармане или подельники его где-то поблизости? Нас не видно ни с дороги, ни с площади. Днем здесь всегда многолюдно, но сейчас улицы пусты.

‒ Помогите! — громко кричу я по-испански в сторону автобусной остановки, где часто дежурит полицейская машина. Там тоже никого, но марокканец не знает этого наверняка. Он все еще пытается бороться с Никитой.

‒ Полиция! ‒ я машу руками и прыгаю. Блефую, больше ничего не остается.

Парень дергается, вырывается и стремительно уносится в противоположном направлении. Слово «полиция» безотказно действует на воришек.

Никита отряхивается, поднимает брошенный телефон, подходит ко мне, обнимает. Прижавшись к нему, осознаю, что меня конкретно трясет от эмоционального передоза.

Гордиевский притискивает меня крепче и невесомо целует в висок, приговаривая:

‒ Тихо-тихо, маленькая, все позади.

Все эта история с красивым поцелуем и последующей дракой происходит за считанные минуты, но по ощущениям прошло несколько часов. Почему-то так всегда, когда рядом Гордиевский.

Чувствую, как стремительно накатывает усталость. Я и спала накануне плохо, и весь день на нервах, да и потом ‒ сплошной шок. И все это благодаря Никите. С ним рядом привычный мир переворачивается, время, скорость и пространство меняют единицы измерения, а я трансформируюсь до неузнаваемости и совершаю несвойственные мне поступки.

Мы выходим к переливающемуся огнями проспекту и плетемся к скамейке. Только оказавшись в людном и хорошо освещенном месте, я, наконец, разжимаю до боли стиснутый кулак и отдаю часы.

‒ А мы отличная команда! Своего не отдали и чужое отжали, ‒ хохочет Никита, демонстрируя трофейный телефон вора. — Дай пять!

‒ Незабываемый вечер. Все как ты обещал, ‒ я хлопаю его раскрытую ладонь, но тут же хмурюсь, заметив кровь на костяшках его пальцев. ‒ Ты поранился?

Ник мельком смотрит на руку и отмахивается:

‒ Фигня! — он плюет на ссадину, растирает кровь и предлагает со своим фирменным прищуром. — Давай продолжим наш незабываемый вечер в моем пафосном и безопасном отеле, что ли? Не будем дальше испытывать удачу.

‒ Погоди, у меня есть антисептик, ‒ я лезу в сумочку, вижу в ней тампон и вспоминаю, что у меня месячные. Последний день, но идти к нему в номер мне все равно нельзя.

Глава 21

Никита: Моя, я не ошибся

Застегивая ремешок часов, машинально смотрю на время — уже почти час. Время детское, а Птичка в очередной раз намерена упорхнуть. Щебечет что-то про усталость, нервы и собирается вызвать такси. Сценарий повторяется. По ее милости я скоро начну ненавидеть всех таксистов мира.

‒ Там вид крутейший, тебе понравится, ‒ я продолжаю тащить ее в сторону отеля, зазываю в ресторан на террасе.

Она угукает, но мнется и притормаживает. Стрессанула конкретно. Я же напротив — бодрячком. Сердце радостно пляшет на адреналине. А чего б ему не радоваться, когда сегодня я по всем фронтам победитель? В данный момент нет и тени сомнения, что этой ночью Птичка останется со мной.

— Давай, Соня, нам надо снять стресс. Оттуда, кстати, Саграду Фамилия видно. И раз мы к ней не пойдем, то будем созерцать с крыши и знакомиться ближе. Мы же так договаривались, помнишь?

‒ Помню, ‒ мямлит она. ‒ Но сначала нужно отдать телефон полицейским. Наверняка, он ворованный, и кто-то его ищет.

Она протягивает руку, чтобы взять у меня аппарат:

‒ Я сама отнесу, скажу, что нашла.

‒ Пять сек, ‒ я перебрасываю себе и Соне видео и удаляю первоисточник. ‒ Теперь мы с тобой единственные правообладатели!

Телефоны оповещают о входящих. Одновременно открываем и просматриваем еще раз снятое марокканцем.

‒ Романтично, ‒ комментирует Птичка.

‒ Эпично, ‒ соглашаюсь я. ‒ Срочно нужно повторить, только без укуренных свидетелей-воришек.

‒ Ненавижу этих гадов! — выдает Соня с плохо сдерживаемой злостью. — Чистят туристические карманы, портят людям отдых. Сволочи! Работать не хотят, лишь бы воровать.

‒ Удивляешь, птенчик, ‒ признаюсь я. ‒ Как ты его лупила — просто трешак! Не дай бог попасть тебе под горячую руку.

‒ Я за тебя испугалась, — смущенно улыбается она.

‒ Мне приятно, ‒ я растягиваю морду, словно чеширский кот. Так и стою, расплывшись в довольной ухмылке, пока она относит телефон. Смотрю как развеваются по ветру ее длинные золотые волосы, как взлетает легкое платьице, открывая стройные ножки, и наслаждаюсь. Красивая и манящая, чуткая и смелая — огонь, а не девочка. Моя, я не ошибся.

Несколько минут Соня объясняется с молодым блюстителем порядка, больше похожим на стриптизера в форме. Это, бля, не полицейский, а топ-модель! Истинно испанский мачо, ухоженный и подкаченный, с идеальной трехдневной щетиной и открытой улыбкой. Они так мило болтают, словно знакомы сто лет. Птичка интенсивно машет руками, показывает в сторону площади, где была драка. Он внимательно слушает и участливо кивает, а потом меняет позу на такую, что крайне выгодно демонстрирует его безупречные рельефы, и наклоняется к Соне, рассматривая телефон.

Это что за херня? Что за любезности при исполнении? В порыве ревности тело дергается вперед, но я заставляю себя остаться на месте ‒ и не зря. Мачо берет телефон, проверяет у Сони документы, что-то говорит по рации и отпускает. На прощанье она панибратски салютует этому козлу и почти бегом возвращается ко мне. Хватаю ее, обнимаю одной рукой за плечи, притягиваю к себе: