Тут настала моя очередь задуматься. Не правда ли, любопытно получается? Оказывается, не только мы их используем, во и они нас. Ведь мы действительно описываем в телеграммах аргументы и нюансы, почерпнутые от высокопоставленных представителей противоположной стороны, которые не всегда возможно или целесообразно озвучить в ходе протокольных дипломатических контактов и даже на встречах в верхах. Иными словами, мы делаем чрезвычайно полезную закулисную работу, приводящую к лучшему пониманию истинных позиций и намерений друг друга.

В дальнейшем я неоднократно убеждался в том, что скрытая разведка, как это ни парадоксально, способствует прозрачности отношений между странами. Но в первый раз мне открыл на это глаза именно Денис Хили.

Рандеву было окончено. Хили спешил на ужин. Мы тепло попрощались, выразили обоюдную надежду на новую встречу.

Интервью вышло, как я и обещал, без моей подписи. Оно было направлено в Лондон вместе с благодарственным письмом от руководства «Нового времени» и даже гонораром, причитающимся Хили.

Через год после очередного приезда Хили в Москву, последнего в качестве теневого министра иностранных дел, я узнал, что Денис интересовался моей персоной. После поражения лейбористов на выборах 1987 года он ушел в отставку, навсегда распрощался со своей мечтой возглавить британский Форин-офис.

Если бы у разведчиков существовала собственная Книга рекордов Гиннесса, то я наверняка попал бы в нее как человек, работавший с самым возрастным агентом всех времен и народов в современной истории. Про древнееврейских патриархов судить не берусь. Моем у оперативному контакту лорду Феннеру Брокуэю на момент последней нашей встречи в 1985 году было девяносто семь лет. Умер он в восемьдесят восьмом, не дотянув шести месяцев до своего столетия.

Обидно, конечно, что об этом моем подвиге мало кто знает, но что поделать. Разведка дело скромное. Нам, солдатам незримого фронта, не пристало гоняться за публичной славой.

Когда Феннеру перевалило за восемьдесят, в Москве решили, что он окончательно вышел в тираж, сдали его оперативное дело в архив и присвоили ему говорящий псевдоним «Даст», по-английски «пыль», «прах». Но во второй половине семидесятых годов приехал в Лондон мой замечательный коллега Александр Медин, специализирующийся на работе с лейбористами и профсоюзниками. Он встретился с престарелым лордом и выяснил, что курилка-то еще как жив! Он извергает вулканы политической энергии, борется за всемирное разоружение, поддерживает движение неприсоединения и «наставляет на путь истинный» таких своих знакомцев, как Эдвард, для него просто Тедди, Кеннеди, Индира Ганди и прочая, прочая.

Медин возобновил работу с ним как с доверительной связью и по праву гордился в нашем тесном кругу тем, что он – непревзойденный рекордсмен в мировой разведке. Но последнее слово все-таки осталось за лордом, вернее, за его здоровьем. После окончания Сашиной командировки с Феннером почти три года проработал еще и я. С Мединым мы большие друзья, но Феннера Брокуэя он мне никогда не простит.

Уже не помню, когда начались контакты Брокуэя с советскими спецслужбами, но вероятно, еще задолго до Второй мировой войны.

Возможно, в середине двадцатых годов, когда он играл активную роль в борьбе Ирландии за отделение от Великобритании, а также поддерживал антиколониальное движение в Индии. Дело не столько во временном стаже или ценности его разведывательного вклада, а в самом титаническом масштабе и легендарности этой личности.

Брокуэй сам написал о своем жизненном пути свыше двадцати книг, в Интернете ему посвящены десятки страниц. Перечислять все его деяния просто не имеет смысла. Поэтому упомяну только основное.

Самый молодой член британского эквивалента нашего Союза журналистов. Коллега Бертрана Рассела и Бернарда Шоу по Фабианскому обществу. Убежденный пацифист, сидевший в британских тюрьмах, включая сутки в Тауэре, за отказ от участия в Первой мировой войне. Борец за избирательные права англичанок. Достойнейший оппонент Уинстона Черчилля на парламентских выборах в одном избирательном округе, где он проиграл будущему великому государственному деятелю всего несколько голосов. Друг и союзник Махатмы Ганди и Джавахарлала Неру в деле организации антиколониального движения в Индии. Феннер с большим теплом рассказывал мне, как нянчил на руках только что народившуюся дочку Неру – Индиру Ганди. Вдохновитель добровольческих отрядов, направлявшихся в Испанию для борьбы с фашизмом. Один из самых пламенных и убедительных ораторов в обеих палатах британского парламента. Основатель крупной антивоенной общественной организации Всемирная кампания за разоружение, World Disarmament Campaign. И это далеко не все.

Как бы ни относились к политическим воззрениям Брокуэя его соотечественники, особенно оппоненты из консервативного лагеря, надо отдать им должное. Феннеру Брокуэю, вероятно, единственному в английской истории политическому и общественному деятелю, при жизни, в 1985 году, был поставлен памятник в самом центре Лондона, на Ред-Лайон-сквер. Ни Черчилль, ни Маргарет Тэтчер не удостоились такой чести, а Феннер имел возможность самолично оценить себя в бронзе!

Феннер Брокуэй, несомненно, представлял для советской разведки немалый интерес в силу своего огромного влияния на общественное мнение, причем не только Англии, но и многих других важных стран, а также уникального круга связей. При этом, не будучи коммунистом, он всегда по-доброму, МОЖНО сказать, по-товарищески относился к советским представителям и был открыт к сотрудничеству по всем вопросам, которые нас объединяли. Прежде всего это борьба за мир и разоружение.

Но для меня, тридцатилетнего молодого человека, он стал великим учителем жизни, образцом приверженности своим принципам и несгибаемости характера. Мы встречались много раз, с промежутком в несколько месяцев. Сейчас, когда я по прошествии нескольких десятилетий взялся за эти воспоминания, невозможно восстановить каждую отдельную беседу. Постараюсь описать то, что ярче всего врезалось в память, в формате одной встречи периода 1983–1984 годов.

Это будет недалеко от истины, поскольку свидания наши были неторопливыми и длились порой по много часов.

Итак, приехал я, как и обычно, к полудню в скромный домик на севере Лондона, где Феннер жил со своей дочерью, семидесятилетней бывшей медсестрой.

Она встретила меня у машины и предупредила:

– Сегодня с ним поосторожней. Он плохо спал, и руки-ноги какие-то холодные. Я напичкала его лекарствами.

Я зашел в садик с подарком в руках, двумя бутылками виски. Это был обычный «Johnny Walker Red Label». Дорогих сортов старик не признавал.

Феннер сидел в кресле, был укутан пледом, неровно выбрит чужой рукой, видимо, дочерью, одет в поношенный темный костюм и старый-престарый ярко-красный лейбористский галстук с дырками от трубочного табака, падавшего на него. Перед ним на подносе стоял высокий стакан с виски, разведенным водой.

– А, мой советский друг! Спасибо за подарок, очень кстати, а то прошлую твою бутылку я как раз допиваю. Куда поедем на этот раз? В итальянский?.. Превосходно!