В прочих отношениях союзники тоже вели себя очень и очень двусмысленно.

Своих предателей карали быстро и строго, а на русских смутьянов смотрели сквозь пальцы. И в Париже на русском языке выходила газета меньшевика-интернационалиста (т. е. пораженца) Мартова «Голос» Мартова, потом добавились «Наше слово» и «Начало», где сотрудничали Троцкий, Антонов-Овсеенко, Мануильский, Лозовский, Коллонтай, Луначарский, Чичерин, Урицкий. Которые вовсю боролись на страницах своей прессы с «социал-шовинизмом» (т. е. патриотизмом) Плеханова. В отношении русских такое попустительство оказывалось вполне возможным и нормальным.

Предоставить валютные займы англичане все же согласились. Но под 6 % годовых и… под обеспечение русским золотом. Которое требовали доставить в Англию. То есть практически речь шла даже не о займах, а о выгодной спекулятивной операции. Всего за время войны в Англию было вывезено золота на 640 млн. руб. Да еще и цены на золото устанавливались заниженные — не те, которые реально возникли на мировом рынке в результате военного скачка цен. Подобные займы сопровождались и целым рядом дополнительных требований. Россия должна была купить обесценившиеся облигации Английского банка, а закупки по кредитам должны были осуществляться комиссией в Лондоне — то бишь англичане сами и решали, на что русские должны тратить предоставленные им деньги. И государственный контролер Харитонов комментировал: «Значит, с ножом к горлу прижимают нас дорогие союзнички — или золото давай, или ни гроша не получите. Дай Бог им здоровья, но так порядочные люди не поступают». А министр Кривошеин отмечал: «Они восхищаются нашими подвигами для спасения союзных фронтов ценою наших собственных поражений, а в деньгах прижимают не хуже любого ростовщика».

Но уж за поставки драли о-го-го! Начальник штаба русской Ставки М. В. Алексеев в январе 1916 г. писал в Париж генералу Жилинскому: «За все, нами получаемое, они снимут с нас последнюю рубашку. Это ведь не услуга, а очень выгодная сделка. Но выгоды должны быть хотя немного обоюдные, а не односторонние». Какие там обоюдные! Англичане даже попытались наложить лапу на русский торговый флот. А французы вели себя так, будто вообще уже купили Россию. Заключили тайное соглашение с поляками — пообещав им суверенитет и отчленение от Российской империи. Пришли к выводу, что вместо поставки в Россию винтовок будет лучше привезти во Францию русских солдат. И требовали от царя прислать 400 тысяч бойцов для замены выбитых алжирцев, марокканцев и вьетнамцев. А еще 10–12 дивизий послать в дружественную французам Румынию для ее поддержки…

Россию после ее поражений по сути сбросили со счетов. Наглели и обращались с ней как со страной «второго сорта». Сама же «союзная помощь» оставалась весьма призрачной. Чтобы не выглядеть предвзятым, приведу выводы не русского, а видного британского историка И. Стоуна: «Нечестность и авантюризм иноземных бизнесменов разрушили веру русского народа в иностранных капиталистов. В Петрограде, в отталкивающей атмосфере ожидания обогащения один за другим паразиты въезжали в отель «Астория»… Кризис с военным оборудованием и боеприпасами длился до тех пор, пока русские не оказались способными обеспечить себя сами».

Но они оказались способны сделать это сами! Уже к весне и лету 1916 года кризис был преодолен и последовали блестящие, никем не ожидавшиеся победы Брусиловского прорыва. Западные союзники до этого времени так и не смогли прорвать установившуюся позиционную оборону противника, а русские — смогли. И при этом наша страна отнюдь не выдохлась, отнюдь не «надорвалась», как порой утверждается. Наоборот, она совершила гигантский промышленный рывок — в масштабах своего времени сопоставимый с рывком, совершенным СССР в 1941–1943 гг. Несмотря на потерю западных губерний и мобилизации в армию, валовой объем продукции российской экономики не только не снизился, а вырос — в 1916 г. он составил 121,5 % по сравнению с 1913 г. А производственный потенциал по подсчетам академика Струмилина вырос на 40 %. Производство машинного оборудования всех типов возросло более чем втрое (978 млн. руб. против 308 млн. в 1913 г.), а производство химической промышленности — вдвое. (См. напр. Сидоров Д. И. «Экономическое положение России в первой мировой войне», М., 1973).

Если в 1915 г. Россия была вынуждена выпрашивать у западных союзников орудия и снаряды, а те кочевряжились, тыча ее носом в «отсталость», то всего через полтора года наша страна в производстве артиллерии обогнала и Англию, и Францию! Вышла на второе место в мире (после Германии). Выпуск орудий увеличился в 10 раз и достиг 11,3 тыс. в год. Выпуск снарядов увеличился в 20 раз (составив 67 млн в год) винтовок в 11 раз (3,3 млн.). Российская промышленность изготовляла теперь в год 28 тыс. пулеметов, 13,5 млрд. патронов, 20 тыс. грузовых машин, 50 тыс. телефонных аппаратов. Возникло около 3 тыс. новых заводов и фабрик, а старые расширялись и модернизировались. Велось грандиозное дорожное строительство. Прокладывалось более 5 тыс. км железнодорожных магистралей, из них половина была закончена. Была завершена Мурманская железная дорога, связавшая Петроград с новым, построенным во время войны незамерзающим портом Романов-на-Мурмане (ныне Мурманск).

Конечно, такой грандиозный рывок требовал колоссальных вложений, и государственный долг России вырос на 23,9 млрд. руб. Но подчеркнем, что она при этом вовсе не залезла в «кабалу» к иностранцам. Из указанной суммы лишь 8,07 млрд. руб. составляли внешние займы. А остальное — внутренние. То есть и здесь львиная доля средств была получена за счет собственных ресурсов. Страна сохранила огромный золотой запас — из него впоследствии большевики выплачивали контрибуцию немцам, Колчак за золото покупал оружие у американцев, и еще изрядно осталось в «золотом эшелоне».

Военные потери были большими, но куда скромнее, чем у союзников и противников. Согласно «Докладной записке по особому делопроизводству» № 4(292) от 13(26) февраля 1917 г. общие потери на всех фронтах составляли 63.074 офицера и 5.975.341 солдат (ЦГВИА СССР, ф. 2003, оп. 1, д. 186, л. 98). Но это в целом — погибших, раненых, больных, контуженных, пленных. А количество убитых и умерших от ран на февраль 1917 года составляло 11 884 офицеров и 586 880 нижних чинов. То есть около 600 тысяч. Германия на этот же период потеряла погибшими 1,05 млн., Франция — 850 тыс.

И к сражениям 1917 года Россия подготовилась отлично. Оружия и боеприпасов для новой кампании было изготовлено столько, что хватило потом на всю Гражданскую. Завершалось формирование 50 свежих дивизий. Прекрасно вооруженных, с броневиками, многочисленной авиацией, тяжелой и полевой артиллерией. Решающее наступление намечалось на май. И было очевидно, что оно станет именно решающим. Австро-Венгрия и Турция уже на ладан дышали, Германия напрягала последние силы, выскребала тотальными мобилизациями стариков и юнцов. Все признавали, что война должна кончиться в 1917 году, считали — к осени. И Россия выходила из войны не ослабленной, а усилившейся!

Тут-то и обеспокоились союзнички. Резко сменили тон, принялись заискивать. И задабривать. Англия поспешила наградить царя орденом Бани I степени и произвести в британские фельдмаршалы. Французы предпочитали более «весомые» изъявления дружбы. И их посол Палеолог, который в еще мае 1916-го строил проекты отчленения территорий ослабевшей России, теперь выступил инициатором противоположного плана — связать союзницу выгодным для нее договором, чтобы обеспечить ее интерес к дальнейшему «активному сотрудничеству». В результате было заключено секретное соглашение, по которому Россия признавала за Францией полное право на определение ее восточных границ, а Франция за Россией — полное право на определение ее западных границ. Но одновременно Франция и Англия через тех же либералов активизировали попытки подорвать пугающее их российское могущество. И последовали новые удары в спину…