На следующий день утренний ветер наполнил паруса дощаников, и те быстрее птицы понеслись по быстрым водам. Съестных припасов у казаков было в изобилии; леса вокруг кишели дичью, а речные волны были полны рыбой.

Проведя в пути два месяца, небольшая флотилия добралась сначала до Тугирского волока, а затем до реки Амазар. И вот уже казаки шли по Амуру-батюшке, с трудом сдерживая биение сердец, рвущихся от радости из груди.

– Господи, доплыли! – троекратно перекрестился Черниговский, смахивая слезинку из глаза. – Ни единого человека в пути не потеряли, все добрались благополучно!

Он стоял на носу головного дощаника, и восточный ветер развевал седые волосы отважного атамана. Ещё немного, и в яром солнечном свете людским взорам открылось то, что время оставило от некогда грозного Албазинского острога. Беглецы увидели за излучиной могучей реки его ров и оплывшие валы, покосившиеся от времени стены и прохудившиеся крыши зданий.

– А даур-то в остроге нетути! – радостно закричал с соседнего корабля Микулка Пан, приложив ладони ко рту. – Нету даур, и следа от них не осталось!

После того как дощаники пристали к берегу в небольшой бухте, казаки сошли на берег, настороженно оглядываясь по сторонам. Однако кругом лишь шумел ветер в кронах многовековых деревьев да громко пели лесные птицы.

Поднявшись вверх по крутому склону, первопроходцы с волнением прошли внутрь «хабаровской» крепости. На входе их встретила висевшая на своём месте полусгнившая от времени одна створка ворот; другой не было вовсе. Внутри городища вымахала трава до пояса, нигде не тронутая людскими или звериными следами. Всё вокруг говорило о том, что уже несколько лет сюда не ступала нога человека.

– Что ж, всё будем в порядок приводить! – сказал Черниговский, собрав казаков в «круг». – Потихоньку вал поднимем, ров углубим да ворота добрые справим! На случай непогоды крыши у пары изб обновим!

Спустя час партия охотников, вооружённая топорами, уже отправилась налегке в лес.

– Напрасно кольчуги посымали! – покачал головой бывалый Оска Подкаменный. – Чай, на стук топоров живо всякая нечисть слетится! А у тунгусов да дауров стрелки дюже добрые!

Недолго думая, казачий пятидесятник направил под его началом вслед за лесорубами несколько хорошо вооружённых казаков, захвативших с собой пищали и луки.

– Присмотри-ка ты за ними, Оска! – сказал он, щуря глаза от яркого солнца. – А ежели нападёт кто, непременно пленного возьми! От него мы можем проведать, кто здесь из местных ноне обитает!

Остальные беглецы, перенеся свои нехитрые пожитки из дощаников в острог, стали обживаться на новом месте. Запылали костры, на которых поставили вариться котлы с кашей да стали жарить добытых в травных зарослях зайцев.

– В хорошем месте крепостцу поставили! – уверенно заметил Микулка Пан, осмотрев всё вокруг. – С двух сторон обрыв над Амуром, с двух других – крутой косогор! Попробуй-ка, возьми её, лоб расшибить можно или пупок надорвать!

В это время Матвей Максимов, выбрав подходящий момент, воровски оглядываясь, закапывал в укромном месте высыпанное им в небольшой кувшинчик обуховское серебро. Увесистый свёрток в дороге доставлял ему немалые неудобства, а хранить деньги в котомке убийца воеводы не отваживался.

Вдруг со стороны леса раздались громкие крики, и казаки, схватив сложенное в кучи оружие, гурьбой устремились на опушку.

– Погоди-ка, а если неприятель ловушку готовит! – остановил Черниговский на бегу десяток «охочих людей». – Здесь останемся, а если что, огнём своих поддержим!

Его гордость, небольшая пушка, чудом довезённая в эту глушь, была уже установлена на валу в удобном месте. Над нею, словно над красной девицей, любовно колдовал Пётр Твердохлебов, артиллерийских дел мастер, перекатывая из руки в руку чугунное ядро.

– Вдаришь по моей команде! – похлопал его по плечу атаман. – Только гляди, своих не задень!

Однако на этот раз палить по врагу опытному канониру, к счастью, не пришлось. Через полчаса вся казацкая ватага, бурно переговариваясь и жестикулируя, уже возвращалась в острог.

Двое «лесорубов» вели под руки своего товарища с окровавленным плечом, кое-как перевязанным грязной тряпицей. Немного поодаль уныло плёлся даурский воин со связанными руками. Озорно ухмыляясь, его тащил на толстенной верёвке Подкаменный.

– Глянь-ка, Никифор, кого я споймал! – бросил он пленника под ноги атаману. – Вдвоём он с братом был, да тот удрал восвояси, только пятки в кустах сверкнули! Миколе стрелу в плечо засадил – и утёк, вражина такая! Сначала гнались мы за ним, да далеко отходить побоялись!

Вынув нож, Черниговский подошёл к дауру и, отведя руку назад, посмотрел ему в глаза. Тот, не высказывая ни тени страха, смело выдержал его взгляд. Пятидесятник немного понимал «лесной язык» и потому не нуждался в толмаче.

– Ты не простой воин! – сказал он, разрезая верёвки «языку». – Скажи мне, как тебя зовут и кто из ваших обитает в этих краях?

– Меня зовут Калга! – ответил тот, растирая затёкшие запястья. – Я младший брат князя Омутея, чей род издавна и законно владеет этими землями! Вы пришли, чтобы отобрать у нас жён и дочерей, а потом заставить покинуть родные кочевья?

Поставив руки на пояс, Черниговский задрал седую голову и громко расхохотался.

– Не нужны нам ваши жёны и дочери! – сказал он, прекратив смеяться. – Но отныне и навеки вы будете платить ясак Белому царю! По одной соболиной шкурке с каждого охотника! Вот так-то, братец, а теперь иди восвояси!

Казачьи струги, до краёв загруженные добытым в персидском походе добром, медленно шли по Волге вниз, к Астрахани.

Казачий атаман, разомлевший от душного августовского дня, развалился под шёлковым балдахином на великолепном ковре, постеленном на корабельной палубе.

Пальцы Разина были унизаны перстнями с дорогими каменьями, а на шее висела золотая цепь искусной работы. У его ног стоял серебряный поднос, заставленный фруктами и восточными сладостями.

Рядом сидели или лежали вповалку его самые близкие товарищи, измученные ночной попойкой. Отпив из большого жбана прохладного кваса, Разин вытер потный лоб широким рукавом льняной рубахи.

– Слышь, Андрюшка, ходь сюда! – поманил он пальцем одного из побратимов. – И ты, Якушка, тоже иди! Сейчас погутарим, что нам дальше делать!

Подойдя к атаману, оба казака по очереди выпили кваску, утолив на время мучившее их похмелье.

– Красотка-то твоя где? – заговорщически спросил Михайлов, подмигивая другу. – Чай, замучила она тебя за ночь, батька?

– И не говори! – махнул рукой Степан. – Вона, теперь в шатре отдыхает, очей моих отрада!

Как будто в подтверждение его слов, волжский ветерок вдруг распахнул полог из тончайшего шёлка, показав на мгновение прильнувший к узорчатой подушечке тонкий профиль полонянки.