– Я подожду.

– Не тешь себя иллюзиями. Сегодня у нее Онолорио.

– Кто-кто?

– Ее покровитель, ее первый мужчина… когда он приходит, девочка в полном его распоряжении.

– Такое разрешается только хозяину… – возмущенно начал Леонардо, но осекся, взглянув на лицо Сесилии. – Что такое?

– Он и есть ее хозяин.

– Что ты имеешь в виду?

– Он ее купил.

– Как это?

– А на что, как ты думаешь, я отстроила дом после пожара? У дона Онолорио давно уже слюнки текли при виде этой девочки, но мать такого ни за что на свете не допустила бы. Когда Каридад умерла, Онолорио предложил мне кучу денег, чтобы я позволила ему «покровительствовать» девочке. Мне оставалось только согласиться.

– Ты отдала ему ребенка?

– Она была уже не ребенок, и потом, Мерседес сама пришла в восторг от этого предложения. Она всегда казалась мне одержимой…

– Эта девочка? – перебил Леонардо, вспоминая ее лицо. – Не может быть.

– Я просто тебя предупреждаю.

Леонардо ушел под утро, так и не увидев девушку. Однако вернулся на следующий день, и на второй, и на третий. В конце концов около полуночи он увидел Мерседес, выходящую из спальни с мужчиной. Это был мулат с примесью китайской крови в безупречном костюме из белого тика. Мерседес подарила ему прощальный поцелуй и вернулась к себе, оставив дверь полуоткрытой. Мулат поравнялся с Леонардо.

– Знаю-знаю, ты запал на мою бабу, – бросил он. – Многим мужчинам надоедает ждать, и они находят других, а ты не отступаешься.

– Да кто тебе сказал?

– Не имеет значения. Сегодня ночью ты сможешь с ней встретиться, но веди себя аккуратно, не будь грубияном.

Оборвав разговор на полуслове, мулат вышел на улицу, где к нему присоединился мужчина мускулистого сложения, как видно ожидавший возле двери.

– Твоя пассия освободилась, – объявила донья Сеси.

– Старая сплетница! – выкрикнул Леонардо. – Ты не должна была всем разбалтывать, к кому я прихожу.

– Не я распространяю эти сведения. У Онолорио есть собственные методы, чтобы быть в курсе происходящего, особенно если это касается его пассии.

В этот момент из темного коридора выскочил другой мужчина, совсем молоденький. Он столкнулся с Леонардо – да так, что чуть не сшиб его с ног.

– Добрый вечер, – смущенно произнес юноша. – Меня зовут Хосе, но друзья называют меня Пепе…

Молодой человек был заметно пьян.

– Кабальеро, прошу прощения, – вмешался другой юноша, пытаясь вытащить своего друга на улицу. – Мы не хотели вас беспокоить.

Леонардо позволил им уйти, ему не терпелось совершить то, что он так долго откладывал.

– Цену обсудим потом, – шепотом бросил он хозяйке публичного дома и шагнул в приоткрытую дверь.

Мерседес никогда не воспринимала мужчин иначе, как зверьков, существующих для исполнения ее желаний. Другие женщины наряжались, чтобы их привлечь, однако эта девушка полагала, что мужчины сами должны покупать ей платья и украшения. Никто не сказал ей, что такая система ценностей неправильна; да и сама она об этом не заговаривала, считая такое положение естественным.

Мерседес не знала, в какой момент сложились ее представления. После детского обморока в голове у нее что-то переменилось. Но это заметила только Сесилия. Она поняла, что совершила ошибку, пытаясь вернуть малышку к жизни с помощью ритуального меда, но сделанного было не поправить.

Первое, что отметила хозяйка борделя, – это взгляды, которые девочка устремляла на мужчин. Несколько раз она заставала Мерседес подглядывающей за другими проститутками, принимавшими клиентов, а после этого девочка извивалась, завернувшись в простыни на постели. Вскоре такое поведение перестало быть тайной и сделалось предметом сплетен. Мерседес красила губы кофейной жижей, сыпала сахар на веки, чтобы они блестели в красном свете фонарей, и гуляла по коридорам голышом, укрытая только платком из золотистого шелка. Из всего этого Сесилия заключила, что дух Ошун превратил ее в дьяволицу.

Но главная проблема заключалась в том, что девочка была уже не совсем девочкой. Когда ей было пятнадцать, матери приходилось заставлять ее одеваться. И мало того, Каридад еще должна была отгонять клиентов, предлагавших за ее дочь деньги. Самым опасным из всех был Онолорио. Сесилия ощущала опасность всякий раз, когда мулат заявлялся в дом в сопровождении своих мерзостных телохранителей.

Смерть, настигшая Каридад два года спустя, явилась даром небес. Хотя пожар уничтожил почти весь дом, донья Сесилия узрела райские кущи, когда Онолорио предложил ей в два раза больше денег, чем стоил ремонт, если она предоставит ему пожизненные права на девочку. Богач, понятное дело, не собирался ее покупать. Он просто желал обеспечить себе право выбора и неограниченный доступ в спальню Мерседес, когда бы ему ни захотелось ее увидеть.

Сесилия согласилась без колебаний. Девушке, определенно, не терпелось выйти в жизнь… и она непременно сделала бы это рано или поздно – теперь, когда ее мать умерла. Согласно договору, Мерседес не получала денег за визиты Онолорио, однако мулат здорово втюрился, и она делала с ним все, что хотела.

Очень скоро мужчины превратились для Мерседес в средство исполнения капризов и усмирения того жара, который снедал ее денно и нощно. Ни один из них не пробудил в девушке ничего, кроме зова плоти. Ни Онолорио, который в первые месяцы почти не отлучался с ее ложа, ни все те, кто был потом, включая и Леонардо, этого сеньорито, который всегда дарил подарки.

Визиты Онолорио, в последнее время случавшиеся все реже, снова участились с появлением Леонардо. Девушка подозревала, что двое мужчин ведут за нее молчаливую битву. Онолорио предложил своей подруге уйти из борделя, но она отказалась. Ей нравилась эта жизнь и этот дом, и она не собиралась подчиняться воле единственного мужчины, который, быть может, получив ее в собственность, станет хуже к ней относиться. Однако такое существование не могло продолжаться долго.

Первый звоночек прозвучал неожиданно и смутно, это было похоже на сон, который потом легко спутать с реальностью. Вышло так, что это событие совпало с первым приходом Леонардо.

В то утро, когда почти все клиенты разошлись, случилось лунное затмение. Мерседес не знала, что это затмение. Она просто услышала визготню во дворе: женщины кричали, что луна темнеет и наступает конец света. Но когда Мерседес вышла посмотреть, то не обнаружила ничего особенного. Луна как луна, только кусочка не хватает. Несколько молодых людей, по виду студентов, пытались успокоить женщин. Этот переполох быстро наскучил красавице, и она вернулась к себе.

Мерседес так и не узнала, то ли это затмение разрубило магические цепи, то ли в ту ночь приключилось еще какое-нибудь событие.

Когда девушка шла в спальню, рядом с ней возникло какое-то существо, на лице его был странный отпечаток, манивший сильнее, чем дух Ошун. Мерседес не восприняла эту фигуру как мужскую – хотя это и был мужчина – из-за сумеречного взгляда. Существо вперило глаза в девушку, но это было совсем не так, как пялились на нее другие мужчины. И ее внутренний демон – тот суккуб, что проник в нее, когда мед богини увлажнил ее губы, – в ярости отступил перед кротостью этого лика. Демон изо всех сил вцепился в прекрасное тело, в котором обитал многие годы, отказываясь его покинуть. Девушка боролась с этой силой, почти что теряя сознание, и пелена как будто упала с глаз. На одно мгновение мир показался ей иным. Мерседес раз за разом стряхивала с себя эту чужую волю, которая привязывала ее к миру без света и без надежды; однако в конце концов девушка снова отдалась владевшему ею темному существу и прошла мимо кроткого лика, холодная и бесстрастная, как если бы его и не существовало.