Паг Ли вздохнул. Что бы там ни происходило, он не должен мешаться в политику. Как только незнакомец покинул бар, юноша перешел улицу и с невозмутимым видом сделал ставки.

– Эй, Тигр!

Он обернулся на голос:

– Привет, Хоакин.

Хоакином звали Шу Ли, его одноклассника-китайца, который родился уже на острове.

– А я тебя искал. Пойдем в кино!

Пабло задумался:

– Когда?

– Через полчаса.

– Я за тобой забегу. Если вовремя не приду, значит меня не отпустили.

Юан сидел на пороге. Он поздоровался с правнуком взмахом руки, но тот сразу забежал в дом.

– Мама, можно, я пойду в кино? – спросил он по-китайски, как всегда обращался к родителям, а иногда – и к прадедушке.

– С кем?

– С Шу Ли.

– Хорошо, но сначала занеси эту одежду к бывшему учителю.

– Я такого не знаю.

– Он живет рядом с лавкой звукозаписи.

– Тоже не знаю. А ты не можешь отправить Чок Фуна?

– Он заболел. Так что придется тебе. А потом уже пойдешь к Шу Ли. И радуйся, что отца нет дома, уж он бы тебя не отпустил!

Юноша посмотрел на сверток с одеждой:

– Какой адрес?

– Знаешь харчевню Мэнга?

– Так далеко!

– На два или три дома дальше. На двери висит молоточек, похожий на льва.

Паблито умылся и наскоро перекусил, а потом поспешил по адресу. Он спрашивал дорогу у каждого встречного. В кино он отчаянно не успевал. Пробежав семь куадр[28], Паг Ли миновал харчевню Мэнга и принялся искать молоток со львом. Оказалось, что на этой улице таких дверей целых три. Несчастный проклял свою судьбу и дурацкую привычку родителей не писать на заказах адреса. Столько лет живут в этом городе и до сих пор не освоили даже цифры! Матушка ведь говорила, что этот дом – третий от харчевни? Или пятый? Пабло не мог вспомнить. Он принял решение стучаться в каждую дверь, пока не попадет куда надо. И это решение обернулось великой удачей. Или великой бедой… Или и тем и другим сразу.

«The Rusty Pelican»[29] – это ресторан, окруженный водой, рядом с островом Бискайя. Как только Сесилия прочла оранжевые буквы на некрашеном дереве, сразу вспомнила, что про это заведение говорила ее тетя. Если смотреть с огромного моста, местечко было так себе. Только множество катеров и яхт вокруг ресторана подсказывало, что этот дом не заброшен. Однако стоило девушке войти в прохладное помещение и взглянуть сквозь стеклянные стены на море, она признала правоту своей родственницы. В Майами есть поразительные места.

Они снимали закат через стеклянные стены аквариума, отделявшие их от летнего зноя. Вдалеке рыбацкие лодки оставили на воде дорожки теплой пены, море становилось все темнее по мере того, как дома наполнялись светом. Запив ужин двумя бокалами куантро, мужчина и женщина завели разговор о тысяче вещей.

Роберто рассказывал о своем детстве и о родителях, эмигрантах, не владевших английским, которые проложили себе дорогу в гостеприимной, но жестокой стране. Пока приятели Роберто ухаживали за девушками и тусовались по вечеринкам, он вместе с братьями после уроков работал в мастерской, помогая менять колеса, бегая на склад и отвечая на телефонные звонки. Парню каким-то образом удалось поступить в университет, но учебу он не закончил. В один прекрасный день Роберто решил вложить плату за обучение в дело… и оно выгорело. В течение двух первых лет он работал по двенадцать часов в сутки и в конце концов добился поставленной цели. Теперь Роберто – владелец одной из самых успешных транспортных контор во всей Флориде. Сесилия отдавала себе отчет, насколько далеки их миры и их жизни, но ее восхищала его улыбка и страстная любовь к острову, которого он не знал и который считал своей родиной. Поэтому она решила жить дальше.

На следующий вечер они отправились танцевать в клуб, и, когда он впервые ее поцеловал, она уже была готова смириться и с его страстью к автогонкам, и с этой манией каждые два часа звонить в контору, чтобы узнать, как обстоят дела с продажами. «Никто не совершенен», – сказала она себе. Сесилия почти забыла, что на завтра назначена встреча с Лисой. В ту ночь она рано попрощалась с Роберто и вернулась домой с легким сердцем.

Лиса жила на границе района Корал-Гейблс, рядом с Восьмой улицей, однако до ее милого домика цвета охры шум транспорта не долетал. Внутри повсюду были растения и много мебели старого темного дерева. Сесилия поставила диктофон на столик в форме сундука и теперь слушала версию Лисы. Сквозь стеклянную дверь она видела, как синие птицы купаются в фонтане.

– Обычно привидения возвращаются ради мести или чтобы добиться справедливости, – рассказывала Лиса. – Но жильцы этого дома, кажется, счастливы.

– И что тогда?

– Думаю, они вернулись потому, что тоскуют по чему-то, с чем не хотят расставаться. Удивительно вот что: привидения ведь всегда возвращаются на то же самое место, а этот дом все время путешествует.

– Быть может, есть еще какие-нибудь детали, на которые никто не обратил внимания. Где же то, что ты обещала показать?

Лиса подошла к буфету и достала потрепанную тетрадь.

– Все здесь, – заверила девушка. – Почитай, а я пока пойду на кухню.

Записи были бессистемные. Одни читались совсем легко, другие было трудно разобрать; однако на каждой странице отмечалось новое появление дома-призрака – с указанием числа, часа и места. Самые первые явления произошли в Коконат-Гроув, недалеко от квартирки, где Сесилия жила после переезда с Кубы. Последние были зарегистрированы в районе Корал-Гейблс, на границе с Малой Гаваной.

Журналистка уже собиралась записать имя первого свидетеля, но задержалась на дате: утро 1 января, пять месяцев спустя после ее приезда в Майами. Второе случилось неделей позже – 8 января. Следующее свидетельство датировалось 26 июля. А дальше шла запись от 13 августа. Девушка сопоставила эти даты и, несмотря на работающий кондиционер, почувствовала, как по спине стекает холодная капелька. Никто до нее не обращал на это внимания.

– Сколько тебе сахара в кофе?

– Почему ты не сказала мне о датах?

– О чем это ты?

– Даты, когда он являлся.

– Да зачем, ведь связной последовательности нет! Промежутки нерегулярные.

– Связь есть, – настаивала Сесилия. – Но дело тут не в промежутках.

Лиса молчала в ожидании услышать что-то невообразимое.

– Это национальные дни… Точнее сказать, скверные для нации дни.