Внутрь. И обратно. Дрын, который Олесе не приносит боли, только болезненное удовольствие, потому что я ее не жалею, потому что я засовываю глубо, растягиваю влагалище и снова вытаскиваю.

Снимаю ремень, толкая обессиленное тело на мягкий ковер, и делаю шлепок по покрасневшей от моих пальцев заднице.

Еще шлепок.

— Кто здесь моя сука?

Молчит? Удар сильнее. Вскрик.

— Отвечай, чья ты сука?!

— Твоя, твоя. Твоя, — мямлит пересохшими губами, и решаю дать ей напиться. Поднимаю резко на ноги и веду к холодильнику, там беру кусочек льда и толкаю ей в тут же открывшийся рот. Горло пересохло.

Она широко открывает глаза и кажется, тащится от контраста.

Пальцами давлю на щеки, смотрю как в маленьком ротике тает квадратик замерзшей воды.

— Пей, — мягко говорю и тут же пробую на вкус этот контраст, целую медленно, смакуя каждую секунду этой ласки, пока в моих пальцах зажат кожаный ремень. Он как и член просит продолжение. Продолжаю целовать, одно рукой, поглаживая поясницу, пока ее руки висят безвольными тряпочками.

Ремню тоже нашлось применение. Когда льдинка полностью растаяла, я, стряхнув все с маленького столика с силой толкаю на него тело своей невесты.

— Ниже, прогнись, задницу оттопырь, ноги шире.

Бью ее ремнем до вскрика и тут же провожу льдинкой по ушибленному месту. Смотрю как капли стекают вниз на идеально чистый кафельный пол. Повторяю раз, другой. Сначала с одной стороны, потом с другой половинкой, так похожей на персик. Охреневая от кайфа, продолжаю лупить задницу, пока Олеся уже не кричит во весь голос.

— Хватит.

Разворачиваю ее себе, целую искусанные в кровь губы, и наклоняю свою сучку вниз, сначала к члену заставляя вылизать член и яйца, а затем ниже.

— На полу лужа, слижи ее.

Слизывает тут же. Немного игриво виляя попкой, в которой я помню камушек, и меня накрывает.

Она такая послушная, готовая сделать для меня все, воплотить в жизнь любую самую грязную фантазию.

Она само совершенство.

— Надоело что-то, — вдруг говорю я и, поднимая ее на руки, несу в кровать.

Она непонимающе смотрит, шипит от боли в попке, когда опускаю ее на светлые покрывала и ложусь рядом.

Её тело как произведение искусства. Все в моих отметинах. С приятными округлостями и тяжелой грудью.

Беру одну сиську в руку и облизываю сосок, думаю о том, что скоро он будет хранить вкус молока.

— Олеся…

— Что? — стонет она, поглаживая мои плечи руками и сладко и игриво улыбаясь. — Ты что-то ко мне чувствуешь?

Я разве еще не говорил?

Пытаюсь понять, осознать свои чувства. Желание, похоть, восхищение, благодарность и еще…

— Ну знаешь, когда тебе хочется блевануть, а не получается.

Олеся закатила глаза с улыбкой и вдруг оседлала мои бедра. Это была довольно редкая поза, но сейчас она мне очень нравится.

— Нормальные люди называют это бабочками в животе.

— Нормальные — это не про нас, — усмехаюсь. С другой стороны кто определяет эту самую нормальность? Как по мне, главное чтобы все было в рамках закона, а на остальных моралистов типа моей бабки по ебать.

Беру ее за бедра и медленно, сантиметр за сантиметром насаживаю на свой член.

— Не… про… нас… — выдыхает она протяжно и тут же все тело натягивается как струна, когда Олеся сама прыгает на члене быстрыми рывками, заставляя меня сходить с ума от того, как ее задница при этом смачно приземляется мне на яйца.

Внезапно она переворачивается, прямо на мое члене, и широко расставив ноги, касается пальчиками моих яиц.

— Воу, полегче, — рычу я, когда она обхватывает пятерней оба мешочка, другой рукой убирая высохшие волосы на одно плечо и сильно оттягивает, как букет с цветами.

Все чувства мигом обостряются на максимум. Член внутри влагалища каменеет и готов в любой момент взорваться, что он и делает, когда Олеся вдруг начинает двигаться по кругу, показывая мне изумительный изгиб спину и свою танцевальность и пластичность.

Сперма стекает по бедрам, пока я восстанавливаю дыхание, и Олеся цепляет пальчиком каплю, облизывает ее.

Вот же охуенная блядь.

Толкаю ее вверх, снимая с члена и вперед, заставляя, буквально свесится с кровати, лицом вниз.

При этом держу за бедра и начинаю дочиста вылизывать свой же вкус с ее взбухшей вагины.

Язык на клиторе совершает резкие, остервенелые движения, пока Олеся вдруг не прекращает стонать и начинает просто сотрясаться в конвульсиях наслаждения, тихо поскуливая:

— Прохор, Прохор….

Когда последняя волна спадает, подтягиваю ее к себе и несу в ванну.

— Спать хочется, — шепчет моя умница, обнимая меня за шею. — Всегда мечтала проснуться от оргазма.

Я скалюсь на этих словах, и быстро ополоснув себя и ее, несу в кровать свое сокровище.

Свое сокровище, которое неожиданно упало мне в руки, сокровище, которое я сама отвоевал у судьбы.

Прохор все решил. Поговорил с Дашей, выяснил что ту подговорила его бабушка.

И тогда, несмотря на все мои уговоры, он отправил старушку в лечебницу.

— Это жестоко, — тогда сказала я ему.

— Я буду жесток с каждым, кто посмеет тебя обидеть, — ответил он мне тогда и принялся раздеваться прямо там, в коридоре, где мы ругались.

Сейчас сидя перед зеркалом в шелковой сорочке, расчесывая волосы и скучая (Прохор уже два дня в командировке) я с волнением вспоминаю, как неистово Прохор был в те дни, с каким животным напором таранил мою киску, хлестал по заднице и рычал, что я его сука!

— У-у — срывается стон с губ и я сжимаю бедра от возбуждения.

Но те дни закончились спустя несколько месяцев.

Теперь Прохор стабильно нежен и если честно меня это немного раздражает.

Его понять можно, первый ребенок. Он волнуется и за меня и боится навредить Артему. Так мы решили назвать нашего малыша. С Вовой Прохор держится осторожно, словно боится сделать что-то не правильно, но сам сынок к нему тянется и меня это очень радует. Сейчас он сладко спит в своей комнате, а рядом добрая няня Нона, женщина с двадцатилетним стажем и знанием английского языка.

Меня вообще в этот год радовало почти все. И свадьба, по моему желанию скромная. И поездка в Грецию, и жаркий порой жестокий секс несколько раз в неделю, но особенно мне нравится, что если Прохор надо мной или в принципе шутит, я смеюсь вместе с ним.

Да, меня все радует, кроме возможности последние полгода нормально потрахаться.